Стенание

Рассказчик в нерешительности замолк, а потом продолжил:

— Должен вам сообщить, что у меня уже было указание присматривать за мастером Гринингом. Он был печально известен своими религиозными взглядами и водил дружбу с радикалами. Три года назад его с пристрастием допрашивал епископ Боннер: речь шла о некоторых книгах Джона Бойла, которые контрабандой привезли из Фландрии. Доносили, что Грининг был одним из распространителей. Но доказать тогда ничего не удалось. Однако странная вещь: его типография была маленькой, всего с одним печатным станком и одним подмастерьем, но все эти годы он сумел держаться на плаву, хотя вы знаете, каким рискованным занятием является книгопечатание.

— В самом деле. Необходимы деньги, чтобы вкладываться в оборудование, — согласился я. — А когда книга напечатана, нужно продать большой тираж, чтобы получить хоть какую-то прибыль.

Флетчер согласно кивнул:

— При этом он был сравнительно молодым человеком, еще и тридцати не исполнилось, а его родители, полагаю, не очень богаты.

— Насколько я понял, это всего лишь мелкие фермеры.

Констебль вдруг бросил на меня подозрительный взгляд:

— И тем не менее они позволили себе нанять сержанта юстиции?

— Один человек, перед которым я в долгу, попросил меня помочь им.

Эдвард внимательно посмотрел на меня и стал рассказывать дальше:

— Были допрошены знакомые Грининга, в том числе несколько радикалов, за которыми епископ велел нам присматривать. У всех имелось алиби, и ни у кого не было никаких мотивов убивать его. Он не держал в типографии денег. Жил там же, где и работал, спал на выдвижной кровати в углу. В кошельке у погибшего нашли несколько шиллингов — их не тронули. Он был холост, и, похоже, у него не было никакой женщины.

— А какого сорта радикалом был убитый? — уточнил я.

Флетчер пожал плечами:

— Его самого и его дружков вроде как считали протестантами, но кто их разберет. Я слышал, что родители Грининга — закоренелые лолларды. А сегодня лоллард, как вы понимаете, запросто может стать анабаптистом. Но в любом случае никаких доказательств найдено не было.

Эдвард снова с подозрением посмотрел на меня, словно бы прикидывая, не являюсь ли я и сам радикалом.

— По дороге сюда мой ученик говорил мне, — непринужденно сказал я, — что достаточно веровать так, как велит король.

— Да, — согласился Флетчер, — это безопаснее всего.

— А что насчет подмастерья Грининга?

— Здоровенный такой нахальный парень. Я бы не удивился, окажись он тоже радикалом. Но в ночь убийства он был дома с матерью и сестрами, и все говорят, что он хорошо ладил с хозяином. Теперь его взял на работу мастер Оукден.

— А те двое, которых видел помощник?

— Сгинули без следа. По описаниям они не местные. Я бы объяснил это случайным налетом каких-то нищих в надежде украсть хоть сколько-нибудь бумаги, которая, конечно, стоит денег, если бы не одно обстоятельство.

— Какое?

Констебль нахмурился:

— Это было уже не первое нападение на Грининга.

Я принял удивленный вид, словно бы прежде даже не слышал об этом.

— Подмастерье, молодой Элиас, сказал мне, что за несколько дней до этого он пришел на работу рано утром и увидел, как двое неизвестных пытаются проникнуть внутрь, ломают замок, — пояснил Эдвард. — Он закричал и разбудил мастера Грининга, который спал внутри. Элиас громко воскликнул: «За дубины!» — как вы знаете, таким образом мастеровые призывают на помощь всех собратьев, кто услышит. И взломщики убежали. Согласно описанию подмастерья, это были не те люди, кто убил Грининга. Он настаивает на этом. — Мой собеседник развел руками. — Вот и все. Вчера на дознании вынесли вердикт об убийстве, совершенном неизвестными лицами. Меня попросили продолжить расследование, но у меня больше нет никаких нитей — ума не приложу, где искать.

— А вам известны фамилии товарищей Грининга, которых наряду с ним подозревали в радикализме?

— Да. Их трое. — Констебль порылся в бумагах и написал имена и адреса. Мы склонились над столом, и он по очереди вкратце рассказал о каждом: — Джеймс Маккендрик — шотландец, работает в доках; раньше служил солдатом, но стал одним из тех проповедников-радикалов, которых шотландцы напустили на наше королевство. Андрес Вандерстайн — голландский торговец тканями, постоянно ездит из Антверпена в Лондон и обратно. Говорят, что якобы привозит в Англию не только ткани, но и запрещенные книги. Третий, Уильям Кёрди, — свечных дел мастер, довольно преуспевающий. Все они по воскресеньям ходят в церковь и на людях следят за своими словами, но все дружили с Гринингом и иногда встречались в его типографии. Между прочим, они якшались и с другими подозрительными типами.

— Откуда вам это известно? — спросил Николас.

— Конечно же, от осведомителей. Моих собственных и епископа. И еще мне сказали, что этих троих в последнее время нет дома. — Эдвард приподнял брови. — Может быть, они намеренно скрываются.

— Странная компания, чтобы собираться вместе, — заметил Овертон. — Голландский купец, имеющий свое дело в Антверпене, — джентльмен; свечник — мещанин; а рабочий из доков и вовсе принадлежит к низшему слою общества.