Стенание

— Грининг появился на Патерностер-роу пять лет назад. Сказал, что приехал из Чилтерна, — он и говорил с тамошним акцентом, — дескать, его жена с ребенком умерли в родах, и он отправился в Лондон искать счастья. Бедный парень, у него на лице всегда была грусть. Грининг арендовал этот клочок земли, где стоит его хибара, у Палаты приращений[14] — в былые времена он принадлежал маленькой монашеской обители. — Джеффри сардонически улыбнулся. — Какая ирония судьбы, учитывая религиозные взгляды Грининга. Так вот, мой сосед построил свою хибару сам, с несколькими лондонскими друзьями. Не могу сказать, что я хорошо его знал, он был человек замкнутый, — но я кое-что слышал и видел, особенно в последнее время… — Печатник в нерешительности замолчал.

— Что бы вы ни рассказали мне о Грининге, ему это уже не причинит вреда. Старик Хаффкин кое о чем намекал мне…

— Это может повредить Элиасу. Не дай бог парень попадет в руки Гардинера и его волков.

— Я отчитываюсь только перед лордом Парром и королевой.

Джеффри изумленно вытаращил глаза:

— Неужели перед самой королевой?!

— Да, — ответил я и добавил с ноткой гордости: — Я знал ее, когда она была еще леди Латимер.

— Я думаю, Грининг придерживался совсем уж радикальных взглядов. — Оукден серьезно посмотрел на меня. — Принадлежал к так называемым «известным людям».

Я вздрогнул. Это словосочетание использовалось для обозначения лоллардов, а теперь и анабаптистов. А печатник продолжал:

— Можете ли вы обещать, сэр, что все, что я расскажу вам об Элиасе, не ввергнет его в беду?

Он говорил тихо, сосредоточенно, в очередной раз напомнив мне, как опасно в наше время рассуждать о религии.

Некоторое время я молчал в нерешительности. Я знал, что по крайней мере лорд Парр будет безжалостен, если вдруг решит, что это необходимо для защиты королевы. А любое упоминание об анабаптизме — это… это все равно что сунуть палку в осиное гнездо.

И я ответил:

— Обо всем, что может повредить вашему подмастерью, я доложу только лично королеве. Ее милосердие и верность друзьям хорошо всем известны.

Оукден встал и посмотрел в окно на хибару Грининга:

— У этого сарая тонкие стены. К Армистеду приходили в гости друзья, с которыми он вел религиозные дискуссии. Иногда — особенно этим летом, когда из-за жары все держали окна нараспашку, — я слышал их разговоры, скорее даже споры, иногда слишком громкие, чтобы оставаться безопасными. По большей части до меня доносились только гул голосов, случайные фразы, но и этих фраз бывало достаточно, чтобы навострить уши. У нас по соседству собирались очень странные компании. Человек шесть, иногда семь, но неизменно присутствовали трое — шотландец, голландец и англичанин, все известные как местные радикалы.

— Маккендрик, Вандерстайн и Кёрди.

Джеффри кивнул:

— Думаю, мастер Кёрди — довольно состоятельный человек. Мастер Грининг однажды рассказывал мне, что тот посылал одного из своих помощников помогать ему в строительстве этой хибары. Шотландец тоже помогал: помню, что видел его. Здоровенный такой мужик, высокий и сильный.

— Выходит, Грининг дружил с ними почти с тех самых пор, как приехал в Лондон? А вы были с ними знакомы?

— Шапочно. Они держались обособленно. Знал я на самом деле только Армистеда Грининга — как соседа и коллегу-печатника. Иногда на улице мы обсуждали состояние дел и пару раз одалживали друг другу бумагу, если у одного из нас была работа, а запасы истощались.

— Вы сказали, что слышали, о чем спорили мастер Грининг с друзьями. О чем же? — спросил я. — О таинстве мессы?

Печатник снова заколебался в нерешительности.

— Да, и предопределено ли для людей, куда они попадут: в рай или в ад. Еще хорошо, мастер Шардлейк, что я не католик, а Джон Хаффкин старается не совать нос в дела, которые его не касаются.

— Да уж, эти люди были неосторожны.

— Этим летом они казались очень возбужденными. — Джеффри сжал губы. — В один из вечеров я слышал, как по соседству спорили, следует ли крестить человека в младенчестве или только когда он уже станет взрослым и все ли крещеные христиане имеют право на равенство, право отбирать имущество у богатых и делать его общим.

— Значит, Армистед Грининг мог быть анабаптистом?

Оукден принялся расхаживать туда-сюда, качая головой:

— Из того, как он спорил со своими друзьями, я могу заключить, что они расходились во взглядах. Вы знаете, что радикалы тоже разнятся между собой, впрочем, как и их противники.

— Да, это правда.

Последние десять лет были временем перемены веры: люди переходили из католицизма в лютеранство, становились протестантами, а потом вновь меняли свои убеждения. Но Грининг и его друзья, очевидно, обсуждали совсем уж радикальные крайности. Я задумался: интересно, где теперь эти трое — Маккендрик, Вандерстайн и Кёрди? Затаились?

Джеффри снова заговорил: