Стенд [СИ]

А когда на третьей минуте боя вдруг резко распрямилась из глубокого приседа с уходом на левую опорную и выбросом правой пяткой в корпус — стало вдруг тихо-тихо. И очень темно.

Все тогда произошло так быстро, что никто ничего не успел понять, даже сама Стась. Она отключилась на середине разворота, и еще продолжала по инерции начатое движение, хотя и теряла скорость, когда чужой кулак вписался в незащищенный подбородок.

Этот удар ее спас.

Голова резко откинулась назад, наполнившись гулкой болью, в шее что-то хрустнуло, зубы лязгнули по загубнику и Стась окончательно пришла в себя. Даже упасть не успела.

Но каким-то чудом сумела испугаться. Их ведь не зря все-таки этому учили, так упорно и так долго. Стимуляция адреналинового шока — штука полезная. Просто испугаться. Хорошенько и по-настоящему, остальное дело техники, но ей так редко удавалось это простое вроде бы дело, да что там редко, практически что и никогда…

На этот раз — удалось. Но никто не мог дать гарантию, что удастся еще раз.

Ее толкали, хлопали по плечам, тискали, хватали за руки, пихали локтями в бок и кулаками в грудь, что-то радостное орали в ухо — она все-таки победила, хотя никто в это не верил, и потому ее дергали снова и снова, а она все думала, как же сказать Бэту, что товарищеской встречи она просто не вынесет, сдохла, скисла, сгорела, как там еще говорят в таких случаях на профессиональном сленге? Она не знала жаргона хитчеров, а на амазонкском это звучало слишком уж лично и непристойно, а еще ей очень хотелось сесть, а ее все дергали, все хлопали по спине, все по плечам трепали и что-то говорили, а она только кивала и улыбалась, потому что все равно уже почти не слышала слов, слова сливались в невнятный многоголосый рокот, накатывали волной, и нарастал звон в ушах…

А потом она вдруг увидела Бэта.

Он смотрел на нее очень странно, не мигая, и взгляд его был взглядом змеи. Он ничего не говорил, просто стоял и смотрел. И не улыбался.

И вот тогда-то она и потеряла сознание — уже по-настоящему.

* * *

Стенд. Нижняя площадка. Эльвель.

Здесь было холодно, очень холодно. Подсаженным на азарт орсам, может, такое и нравится, им вечно жарко, сам же Эльвель любил места потеплее. Сейчас его откровенно знобило.

Впрочем, вполне вероятно, знобило и не от холода. Но он предпочитал не думать об этом. И без того неуютно сознавать, что ниже уже ничего нет, и вообще нет этого самого «ниже», отсюда просто некуда прыгать, а вот на голову может свалиться все что угодно, вплоть до…

От одной мысли об этом становится трудно дышать и не возникает такого уж острого желания думать о других неприятностях. Тем более что эти самые другие неприятности не касаются больше никого. Вот и не надо о них думать. Других покуда предостаточно. Более важных. Общих.

— Какие же они все-таки твари… — В голосе Рентури было больше удивления, чем ненависти, да и глаза светились растерянно. Кто-то постанывал — быстро и коротко, словно от боли. И еще кто-то другой все время твердил «Как же так?.. Ну вот ведь… Как же это так?..», словно глупая старая Рль, которую как следует шмякнули головой о толстую ветку основы.

— А ведь я им почти поверил…

— Они скиу. Хоть и двуногие. Чего же ты хочешь от скиу?

Эльвель дернул подбородком. Может, так будет менее заметно, насколько чужим стал его голос. Рентури засмеялся. И смех этот был горьким.

— Наверное, я идеалист, но так хочется верить, что хоть кто-то играет честно… Ну, в смысле — не совсем так как положено, с соблюдением абсолютно всех этих дурацких и никому не нужных правил, а… ну, просто… должны же быть хоть какие-то правила даже у самых завзятых орсов?.. даже у керсов. Даже у скиу. Смешно, правда?

Орс-идеалист — это действительно смешно. Наверное. Но только вот смеяться не хотелось. Даже так, как Рентури. И вряд ли весело сейчас хоть кому-то на всем эссейте. Не спасало даже то, что это не первый насильственный вывод на его Большой Игре, и даже то, что керсом он был, не спасало… Слишком уж это было неправильным.

Если бы рассказал наверху кто-то из орсов — ему бы просто не поверили. Но Эйрис видела все своими глазами, а не поверить Эйрис — это вовсе не то же самое, что отмахнуться от какого-то там вечного штрафника-орса.

Они — скиу, конечно, кто спорит. Но такой подлости почему-то не ожидаешь даже от скиу, а уж тем более от тех, кто так хорошо провел первые таймы. Все подло, тихо и просто. Никакого «лицом к лицу». Никакой игры. И никаких свидетелей, если бы не случайность. Просто синяя вспышка. Никаких тебе предварительных свистков или предупреждений, просто вспышка.

И больше — ничего.

Абсолютно ничего от шести голоруких девчонок, самое большое нарушение которых заключалось лишь в том, что сунулись они со своей полудетской командой во взрослые игры.

— Эльвель, ты был на Коллегии?

Коллегия, ха! Эльвель опять дернул подбородком. Не назвать приятным воспоминанием, но вряд ли Рентури поймет почему. Он и сам не очень-то понимал.