— Анализ. — Он чуть пожал узкими плечами. — Просто да или нет. Ничего сложного. Если, конечно, все то, что мы слышали про эриданцев — правда.
Теперь она поняла, что именно ее в нем настораживало. Отсутствие обертонов. Не просто отсутствие — с кем такого не случается время от времени!
Полное отсутствие.
Вот сейчас, в последней шпильке он должен был раскрыться, в шпильках всегда раскрываются целые веера, успевай только фиксировать да считывать… Этот — не раскрылся. Ни разу. Даже в шпильке.
Ему что — действительно наплевать? Или…
— Хороший анализ стоит дорого.
У него была острая улыбка.
И — никаких обертонов. Обломайся, детка.
— Взгляните сами. И оцените.
Его левая рука вынырнула из кармана, метнулась вперед и вверх, потом снова в карман — она едва успела поймать маленький шестигранник информашки. Снова улыбка — быстрая и острая, как порез.
— Не захотите поработать — вернете адекватом, мы вам верим.
Он пошел к двери, а она смотрела ему вслед почти с восхищением. Нет, ну это же надо! Так непринужденно всучить котэ в мешке, и кому — эриданцу! Поймать не на чем-то — на всем известной эриданской этике! Он же почти издевался.
И — никаких обертонов…
Она подкинула информашку на ладони. Нехорошо усмехнулась, глядя на дверь раздевалки. Хитрый мальчик. Все рассчитал, все предусмотрел, ко всему подготовился. Не учел лишь одного.
В каждом опутанном старинными законами, древними правилами и нерушимыми традициями обществе встречаются свои нарушители традиций, плюющие на законы и правила с очень высокой башни из черного дерева.
— Что поставишь? — Лысый толстяк оторвал заплывшие жиром глазки от арены.
Стась ткнула себе в грудь большим пальцем, потом вскинула вверх указательный. Толстяк с сомнением посопел, ощупывая Стась оценивающим взглядом. Решился.
Он очень громко ругался через шесть минут, отсчитывая Стась проигранные четыре месяца. Стась молчала — она старалась говорить как можно меньше. Голос имитировать куда труднее. На арену она не смотрела — а чего смотреть? Любая честитка сразу бы сообразила, что этот осторожный качок не выносит и намека на боль, а у рыжего не руки — капканы, из таких фиг вывернешься.
Через сорок минут у нее уже были необходимые для вступительного взноса полтора года. Но она не спешила. Это же не официальные соревнования — так, любительский показательный матч за ради праздничка, никаких тебе драконовских поэтапных проходов. Вот и воспользуемся.
Тем паче что игроки подустанут, а ставки возрастут.
Разместить более сотни человек от семи до тринадцати лет в тесном помещении рейсового шатла — это работа не для слабонервных.
Тем паче, что практически все полторы сотни желают сидеть не иначе как у иллюминатора, а попытка усадить их куда-нибудь в другое место вызывает не просто бурный протест, а прямо-таки шквал негодования, а кто-то уже успел подавиться жевательной резинкой, а по салону носится ошалевший от новой обстановки недоксют с привязанной к левому хвосту консервной банкой, а кто-то засунул голову под кресло и там благополучно застрял и теперь громкими паническими воплями информирует об этом факте окружающих, а кто-то просится в туалет, а кто-то уже сходил, и теперь пытается кинуть в кого-нибудь памперс, а прибежавшая из второго салона милая девочка мило ябедничает на тихо дерущуюся в уголке парочку, да еще и старшей воспитательнице становиться плохо с подозрением на приступ псевдоксоны…
Удовольствие ниже среднего.
Привязывая к креслу последнюю орущую и брыкающуюся малолетнюю неприятность, Теннари в очередной раз мысленно клялся, что больше уже никогда и никому не даст себя соблазнить никакими повышенными командировочными. Как, впрочем, регулярно клялся сам себе все последние годы.
Проходя к своему креслу в конце второго салона, он заметил Макса и вдруг вспомнил, что за все время этого посадочного светопреставления ни разу не видел Ани. Это почему-то его несколько обеспокоило.
— Макс, ты не видел Снежанны?
Макс прижал палец к губам и показал глазами в угол. Теннари настороженно посмотрел туда, готовый к любым неожиданностям, увидел знакомый свитер, плечо и часть затылка. Ани спала, отвернувшись к борту. Но почему-то спокойнее не стало, скорее — наоборот.
— Ей плохо?
— Она спит… Очень устала, понимаете? Она просила меня проследить, чтобы не будили… А у вас к ней что-то срочное? Разбудить?
Макс явно заразился от Теннари беспокойством. Не дело это — детей пугать… Теннари усилием воли согнал с лица настороженно-подозрительное выражение, покачал головой. Пошел дальше.
Девочка устала, чего тут такого? Да и Макс не из тех, что устраивают подобные мелкие пакости… Во всяком случае — только не с Ани, он о ней так трогательно заботится. Вполне возможно, это именно из-за него… Впрочем, ладно — это их дела.
Вот только тревога не проходила.
Может быть, дети здесь ни при чем, а все дело во вчерашней краже из медотсека?..