Стенд

Говорят — от яда сцинка нет ни защиты, ни противоядия. Врут. Наверное.

Сцинк обрадовался, зазвенел увереннее, потрогал ее палец острым кончиком языка — самую малость потрогал, осторожненько, не уколол даже. Не злой он был, просто маленький и неумелый. И ласковый. Наверное — действительно украшение, и нечего было так паниковать.

Скрипнула дверь.

— Проснулась? Вот и хорошо. Есть хочешь?

Жанка подумала. Покачала головой.

— Ты узнала насчет корабля?

Вошедшая казалась совсем девчонкой. Старше Жанки, конечно, но не намного. Только вот глаза… И тонкие пальцы любительницы отшибать себе память при помощи сладкой дряни с запахом мятного шоколада. Жанка не помнила, как ее зовут, — она не слишком-то хорошо соображала вчера, словно в тумане плавала. Кажется, поначалу ей пытались что-то объяснить, но она была слишком занята сперва ванной, потом — едой, а когда начались песни, просто и тривиально заснула, так и не успев толком ничего понять.

— Узнала. Вот… — Вошедшая протянула Жанке узкую пластинку распечатки.

Жанка взяла, еще не понимая. Взглянула на голограмму. Прочитала текст. Со свистом втянула воздух сквозь зубы.

— Послушай, у меня же просто нет таких денег! И ничего настолько ценного… — Она вдруг запнулась. Потому что поняла, что сказала неправду. Ценность у нее была. И ценность немалая.

Сцинк.

Если окажется, что он все-таки украшение… Или того лучше — производитель. С телохранителями сложнее, их генетически программируют на принадлежность одному человеку, в крайнем случае — семье, но ведь могут же программу эту и подчистить, было бы желание и время…

И еще она поняла, что сцинка не отдаст.

— И не надо. Считай это подарком от нашего… хм, клуба.

Странно, но этой отшибистке действительно ничего не надо было взамен. Жанка это почувствовала сразу, как только перестала судорожно придумывать способы оставить у себя и билет, и сцинка.

— Не понимаю…

— И не надо. Просто вчера была пятница. А по пятницам я бываю немного не в себе. Видишь ли, однажды я умерла, и было это как раз в пятницу.

* * *

Талгол.

Большая Арена Деринга.

Стась.

Бэт захлопнул дверь, отсекая многочисленных любопытствующих и стадионный шум. Лицо его было застывшим и непроницаемым, руки глубоко засунуты в карманы узких черных брюк. Взгляд прищуренных глаз, тяжелый и неотрывный, давил почти физически. Дверь он захлопнул резким пинком плеча, так, что задрожала узкая кушетка и у Стась лязгнули зубы.

Она знала, конечно, что он разозлится. Но подобной ярости не ожидала.

Шелковая форменная японка завязывалась широким поясом с перехлестом на спине. На то, чтобы шагнуть к самой кушетке, снять узел и одним движением сдернуть синий шелк, ему потребовалось не больше пары секунд.

— Бэт, я уже в норме. Все нормально, я просто…

Он ничего не сказал, только окатил с ног до головы тяжелым взглядом. И Стась заткнулась.

Он не стал возиться с завязками жилета, просто срезал их под самый корень и аккуратно снял раздвинутые пластины. Стась глядела в стену, грызя губы и стараясь не морщиться. Если у нее и была слабенькая надежда на то, что с утра что-то изменилось в лучшую сторону — хотя бы зрительно, — то надежда эта приказала долго жить в тот момент, когда Бэт перестал дышать. Не насовсем перестал. Всего лишь секунд на десять. Но для надежды вполне хватило.

Стась вздохнула и не сдержала болезненной гримасы. Синяк еще увеличился и потемнел, и теперь доходил до самых ребер.

Бэт со свистом выдохнул воздух. И Стась тоскливо подумала, что вот именно сейчас он и начнет орать. Она не любила, когда на нее орали, пусть даже и за дело.

— Ну и чего страшного? Подумаешь, синяк?! Делов-то. Когда-нибудь это должно было случиться, я же не заговоренная… — Стась упрямо выпятила подбородок, но вызова не получилось. Получилось что-то вроде слабой попытки оправдаться.

Легкие и пористые бронепластины приняли на себя основную силу удара, равномерно распределив ее на большую площадь, поэтому прямого пробоя в печень с выворачиванием наизнанку всей наличествующей требухи не получилось. Остался только синяк. И вмятина на жилете, хотя создатели пеноброни утверждали, что ее невозможно пробить даже реактивным снарядом. Ну, так, в худшем случае — лишь поцарапать.

Заменить пару пластин — дело нехитрое, для этого и в мастерскую ходить не надо. А синяк… Ну, что — синяк? Больно, конечно… Но выглядит совсем не так страшно, как мог бы выглядеть у кого другого, у Стась с пеленок крепкие и на совесть простеленные всем чем надо стенки сосудов и богатая гемоглобином густая кровь быстрой свертываемости. Конечно, это грозит ранним атеросклерозом, повышенным риском тромбообразования со разными малоприятными последствиями в виде маячащего в более или менее отдаленном будущем инсульта и гипертонии, но зато синяки не возникают в самых ненужных местах от любого чуть менее слабого соприкосновения с чем-либо чуть более твердым. По большей части дело вообще обходилось без синяков, а для напоминания о допущенной неосторожности оставалась боль.

На этот раз боль тоже была. Но и синяк — был…