Стенд

Возможно, умственная ограниченность — явление не столь быстро проходящее, как хотелось бы надеяться. А, может, виновата была та урна, по которой очень хотелось пнуть еще хотя бы пару раз — известно же, что подавление искренних и сильных желаний тем негативнее сказывается на способности к логическому мышлению, чем искреннее и сильнее были эти самые желания! — но, как бы то ни было, Лайен успел пробурчать, провожая удаляющуюся урну тоскливо-голодным взглядом:

— Уве Янсен, не Уве Янсен, какая, к дьяволу, разница, даже если и Уве Янсен… — прежде чем застыл с открытым ртом, потому что трижды произнесенное имя наконец-таки дошло до сознания.

— Черт!..

Спрашивать: «Что, тот самый?» было бы в данной ситуации верхом идиотизма — будь это просто однофамилец, Дэн не стал бы смотреть столь сочувственно.

— Что, тот самый?..

Дэн не ответил, лишь вздохнул.

— Черт…

А что еще тут скажешь? Только янсеновских молодчиков для полного букета не хватало. А если к тому же окажется, что это вовсе и не было самоубийством, то вообще самое умное — прикинуться ветошью и забыть обо всем, моля судьбу, чтобы и о тебе соответственно позабыли.

Эта малышка просто шагает по трупам. Если считать с теми, кто не выжил в порту при попытке ее поймать, Уве Янсен будет уже четвертым.

И это — тсенка в шестом поколении, в миротворки рекомендованная?!

Куда мы катимся…

* * *

Джуст.

Отель Тортуга-14.

Номер эконом класса.

Бэт.

Экран в номерах эконом был хоть и без эффекта присутствия, но вполне себе трехмерный.

— …Знаешь ли ты, что такое — быть Зоей? — Прыжок. Скольжение. На секунду кажется, что пальцы вскинутой руки не достанут до очередной рейки.

Достали.

Прыжок повтором, в рапиде. На него накладывается абсолютно спокойный голос:

— Быть Зоей — это обязывает… Соответствовать необходимо… А иначе — нечестно.

Голос ровен, только чуть сбито дыхание, словно говорящая идет быстрым шагом вверх по склону не слишком крутого холма. Или перебирается на руках по хлипкому мостику над пропастью в одиннадцать этажей.

Замолчала, достала шуршащий яркий пакетик, захрустела оберткой. Ти-Эр свое дело знал, под этот хруст дал неторопливую панораму и вернулся к маленькой фигурке в форменном комбинезоне уже издалека, отчего она показалась еще меньше и беззащитнее. В свете прожекторов выгоревший комбинезон казался серебристым, рыжие волосы выбивались из-под беретика трогательными прядками, суетящиеся внизу приземистые коротконогие пехотинцы по контрасту казались еще более уродливыми и отвратительными, их пятнистая полевая форма нелепыми кляксами резала глаз на фоне почти черного пластбетона.

Ти-Эр был в ярости и прощать им повреждение съемочного хоптера не собирался.

И если поначалу, еще заочно, он более склонялся к вариации на тему: «Опасная маньячка и бравые парни доблестной пехоты», а, увидев декор площадки развернувшихся боевых действий и оценив юмор сложившейся ситуации, засомневался и уже решил было выдать «Взгляд беспристрастного наблюдателя», то сейчас в эфир шел откровенный и недвусмысленный слезодавильный трешак «Злые дяди и бедная крошка». Не прямой эфир, конечно, повторный показ, уже шестой по счету. ТиЭру даже не пришлось напрягаться, выбивая прайм-тайм — первые прокрутки так взвинтили рейтинг, что за этот ролик чуть не передрались все основные каналы, а уж распиратченные куски давно уже разлетелись по всей инфосети. Но с личным ТиЭровским копирайтом все равно котировались выше.

Комментатор рангом пониже уже давно не удержался бы от парочки злобных выпадов, и тем самым наполовину испортил бы ненавязчиво и потихоньку создающееся у зрителей впечатление. Ти-Эр же был неизменно корректен и безукоризненно вежлив. И вообще больше молчал.

За него говорили ракурс, форма, цвет. Укоризненное жужжание поврежденного хоптера. Выхватываемые время от времени крупным планом вооруженные до зубов пехотинцы. И — серебристая фигурка, зависшая в серебристой же металлической паутине между небом и асфальтом и рассуждающая о высоком предназначении Божественной Зои.

Легкий рапид на нее — так, самую чуть, ненавязчиво и почти незаметно, — не менее легкое ускорение на пехоту — и вот уже каждый жест одной приобретает утонченную плавность и отточенность, а другие же, наоборот, начинают выглядеть неприятно суетливыми и нервозными. В арсенале хорошего тивера есть немало подобных приемчиков.

А Ти-Эр был не просто хорошим.

Он был лучшим.

И он сделал все, чтобы сердца миллиардов тивизрителей переполнились негодованием как раз к моменту трагического финала.

— Хорошо висит! — сказала Рысь, профессиональный хитчер с двадцатитрехлетним стажем соседке по номеру, откликавшейся на славное имя «Железные Зубы», и шмыгнула перебитым носом. Железнозубка фыркнула через резиновый загубник, не прекращая послеобеденной разминки на портативном тренажере. Кроме них в номере было еще двое. Эркюль спал, поскольку есть пока не хотел, а тренажер был занят. Бэт сидел на краешке стола, грыз яблоко и морщился.