Стенд

Отель «Хаза».

Стась.

— Соскучились, паразитки? А я вам пополнение привел. Красный Дракон, прошу любить и жаловать. А на твоем месте я бы поостерегся зубки скалить и глазки строить — он братишка.

Одна из двухметровых девиц — та, что с металлическими зубами, — фыркнула и сделала непристойный жест. Вторая вообще не прореагировала, продолжая с шумом вдыхать и выдыхать — ритмично, безостановочно, в такт движению мощного корпуса. Только скрипели ремни тренажера и перекатывались под тонким топиком булыжники мускулов. Парень, похожий на этих двух перекачанных дам как брат-близнец, дрых на широкой откидной койке, свернувшись почти клубком — иначе не умещался.

А дракон на виске у Стась действительно был красным — Бэт утверждал, что только этот краситель надежно и с гарантией перекрывает амазонский татуш.

— Э! — нахмурилась вдруг обладательница стальной улыбочки — У нас и так по восемь часов на брата! Я свои не отдам, так и знайте! Лучше этого лежебоку потесните, ему все равно и до полуфинала не добраться!

— Не пыли, — Бэт отмахнулся. — Сам буду натаскивать, по особой программе. На заявочных выставлю, убедишься, он — просто сказка!

— Ни минуты не дам. Самой мало.

— И не надо. Я «Хорст» купил.

Клацнули металлические зубы. Взвизгнули отпущенные ремни — у второй сорвалась рука. Парень на койке сел, моргая голубыми глазами. Спросил неуверенно:

— Это еще сон или уже нет? Я про «Хорст» не ослышался?

Стась и раньше-то чувствовала себя в этом номере не слишком уютно, а теперь и вовсе испытала острый приступ клаустрофобии.

— «Хорст»… — голос девицы охрип, — «Хорст», мать твою. Три года просили… А теперь — ради этого… хлюпика?!

— Этот хлюпик уделал тебя, как куколку! Он принесет нам не меньше эпохи. — Бэт довольно хихикнул. — Я не шучу. На десять «Хорстов» хватит. Пошли, красавчик, успеешь еще с ними поболтать.

Насчет братишки — это тоже была его идея. Вернее, он поддержал первую стасину полуинстинктивную находку. Если ты не был изначально готов психологически или не прошел специальных тренингов — полностью перестроиться на другой пол очень сложно. Все равно у окружающих тебя людей остается какое-то смутное ощущение фальши. А оно нам надо? В случае же братишек — никаких проблем! Они же, паразиты, и так насквозь фальшивые, их даже солидные квиры сторонятся — так чего же вы хочете? Даже голосовые связки резать не придется.

Волосы — это тоже его идея.

Мягкая, длинная огненно-красная грива чуть ли не до пояса, стянутая в тугой высокий хвост — специально, чтобы продемонстрировать две великолепные залысины. При виде таких-то залысин кто усомнится, работа не на подсознание даже — на подкорку. Кожа, правда, зудела, но Бэт утверждал, что это на день-два, не больше, остаточный эффект стимулятора роста.

А на виске — хвост красного дракона.

Умный мальчик этот Бэт.

Номер его был смежным. Она еще успела заметить, прежде чем захлопнулась дверь, как девицы быстро переглянулись, а потом первая ткнула парня локтем в бок, прошипев:

— Говорила же тебе, идиоту! Нет бы чуть-чуть пошевелиться, «Хорст» бы нашим был, на все сто, а теперь дождались… Лентяй несчастный!

Это очень мало походило на начало добрых и дружеских внутрикомандных взаимоотношений.

Стась взглянула на Бэта и поняла, что он тоже слышал. И услышанное почему-то его весьма развеселило.

* * *

Стенд.

Средне-верхний уровень.

Эльвель.

Гордость — забавная штука.

Она нелогична, бессмысленна, смешна, неудобна в обращении. И — очень живуча. Практически неистребима. И невероятно беззащитна при этом — веселенькое сочетание. Она так забавляет, если смотреть на нее со стороны — о, только со стороны! Куда уж нам, мордой не вышли. Гордость — товар хрупкий, дорогой. Где уж ее сохранить на пронзительном верхнем ярусе, насквозь продуваемом и незащищенном?

Сорвется — и вдребезги, и осколки смешаются с ветром, даже если была, даже если пытался…

Но ее так легко и забавно использовать, когда имеется она у других! Конечно, ежели ты достаточно циничен и нагл, чтобы показывать зубы на виду у арбитров и не обращать внимания на благородно-негодующую кривизну их рож.

Скалясь со всем возможным ехидством и даже постукивая по острым передним зубам ногтем большого пальца, Эльвель занимался именно этим, находясь там, где находиться ему было, мягко говоря, не положено. И не просто находясь, а вися вниз головой в нагловато-развязной позе.

Он даже провел подушечкой пальца по острой грани верхних резцов — движение, не узнать которое невозможно, тем более непристойное, что не было игрой, натуральным было, до крови, — и увидел, удовлетворенный, как парочку из самых приличных передернуло.

Сам же он при этом не ощутил ничего. Только горечь и легкое пощипывание в порезанном пальце. Он давно уже ничего не ощущал. Но был уверен, что на таком расстоянии они не разглядят цвет его прищуренных глаз, сработает поза и жест.