Степь 1. Рассвет

Девка собрала последние, как ей казалось силы и кинулась исполнять повеление, считая где-то на задворках сознания, что он непременно её накажет если не подчинится, но получилось это как-то неуклюже и замедленно. Тело предательски не слушалось. Оно будто было не её вовсе, а принадлежало какой-то другой кутырке. Но всё же поднявшись кое-как на ноги, ей сразу полегчало и в первую очередь задышалось свободней. Озноб утих, только ноги подрагивали.

– Вытяни руки вперёд, – потребовал вымазанный в чём-то чёрном мучитель.

Кутырка безропотно протянула связанные и уже одеревеневшие кисти, сдаваясь на милость сильного. Ей уже было наплевать на всё что с ней делают, на всё что происходит вокруг. Голова по ощущениям набитая сеном-соломой, думать отказывалась. Зорька даже в глубине души обрадовалась, что ещё хоть кто-то командует её туловищем. Сама она это уже не могла делать, потому что оно её не слушалось.

Лёгкий рывок и руки стали свободными. Он срезал путы. И тут в онемевшие кисти хлынула горячая кровь, а в кожу впились тучи острых иголок принимаясь нещадно грызть её бедные пальчики. Зорька замерла всем телом продолжая держать их на весу, чтобы не усугублять болезненные колючки. Замерла при этом в несуразной и неестественной позе. Вся сгорбилась, скукожилась вытянув руки перед собой. Уставила на них зарёванные глаза, будто отродясь никогда не видела своих растопырок.

Мужик кого-то громко позвал по имени и велел готовить баню. Он ещё что-то там говорил, но ярица пропустила его слова мимо ушей, потому что её жалкие признаки рассудка буквально зацепились за слово баня и застопорились.

Она аж вся на слюну изошла, только думая о ней. Баня, с упоением ласкала она себя этой мыслью, вот бы в баньку теперь, а опосля и сдохнуть не жалко.

При этом на её губах появилась пародия на улыбку, и со стороны могло показаться что девка по виду совсем с ума съехала.

Не распрямляя скукоженного положения, она тупо продолжала пялиться на сами себя кусающие пальчики, лыбясь как дура и при этом панически боясь пошевелиться. Даже глазами не моргала, а то вдруг чего. Из этого дурацкого оцепенения её вновь вывел сволочной голос ненавистного зверя:

– Видела?

Что видела? Где видела? Чего опять пропустила? Теперь этот сраный людоед снова сделает больно. Все эти вопросы, рождённые сами собой, пронеслись в голове ярицы словно вихрь, и она в очередной раз сжалась в комок, втягивая голову в плечи и ожидая от него удара или что-нибудь подобного. Но вопрос оказался риторическим. Он сам на него ответил, притом с явной бравадой:

– Я сказал, и они метнулись выполнять. Это касается всех, потому что я здесь самый главный. Поняла?

Она вновь закивала головой, опуская наконец руки и облегчённо вздыхая оттого, что на этот раз обошлось.

– Ладно, пойдём, – пробурчал, как бы успокаиваясь мужик и зашагал к большой кибитке, стоящей на множестве колёс и с пёстрой расцветкой словно цветочная поляна, но это тогда не бросилось в глаза кутырке, потому что не до этого было.

Зорька хотела пойти за ним не раздумывая, уже покорившись, но неожиданно забыла, как это делается. Она принялась мелко-мелко топтаться на одном месте и в очередной раз запаниковала, испугавшись, что не догонит, и эта сволочь опять примется на неё орать. Но тут как-то само собой получилось, и пленница засеменила следом, не дав натянуться верёвке, привязанной к ноге.

Мужик нырнул в кибитку. Зорьку с собой не позвал, но и ни потащил, и верёвку не натягивал. Рыжая остановилась в нерешительности и впервые огляделась по сторонам, находясь в полной прострации.

Она ничего толком не успела рассмотреть, кроме того, что это огромная поляна была со всех сторон окружена лесом со сплошным буреломом, так как зверь вынырнул обратно с питейным ковшом и издеваясь над высохшей за день без воды ярицей, начал упиваться, громко сглатывая и удовлетворённо покряхтывая.

Напившись и глумясь над её уже нестерпимой жаждой, грязный и противный во всех отношениях мужик демонстративно вылил недопитое на траву, мерзко лыбясь. Только тут Зорька по выплеснутым остаткам с ужасом поняла, что этот недочеловек пил кровь! Жажда у кутырке пропала, как и не было, а по спине пробежал холодок. «Троица.", – взмолилась рыжая, – «да, когда же он меня прибьёт. Ну сколько можно мучить, сволочь ты черномазая».

Людоед снова запрыгнул в кибитку и вновь вынес черпак с кровью, но на этот раз сам пить не стал, а протянул пленнице. Девка в ужасе отшатнулась. Сердце забилось как у отдающего концы зайца.

– На, пей, – грозно потребовал он.

Зорька, борясь с омерзением, тем не менее подчинилась. А куда ей было деваться в её-то положении. Протянула трясущиеся руки к ковшу, а сама мысленно заметалась в собственных противоречиях. Как же она будет пить эту несусветную хрень? Хотя жажда опять охватила ярицу до состояния невтерпёж, будто пить не давали с прошлого лета.