Степь

Людей она не встречала, да и понятно: еще не время было косить и возить вереск или охотиться. Далеко-далеко по всем направлениям виднелся только вереск, волнуемый легким ветерком. Пальма в первый раз была здесь одна; до тех пор она всегда ходила с отцом, который знал степь с детских лет.

Где-то в отдалении виднелась старая серая башенка. Пальма вспомнила, как отец рассказывал ей, что эта башенка когда-то была голубятней, а теперь в ней гнездились дикие птицы. Вспомнила она также, что башенка всегда оставалась влево, когда они подходили к своей любимой развалине.

Она старалась преодолеть свою слабость и пробивалась через кустарник, упорно загораживавший ей дорогу. Теперь она поняла, как трудна была предстоявшая ей задача. Крепость находилась вправо от голубятни и почти по прямой линии с ней — вот все, что Пальма знала и чем могла руководиться.

Если бы с нею была хоть собака! Но их пудель околел вскоре после ареста отца. О, если б жив был милый старый Марино, он отыскал бы дорогу лучше нее! Необъятность, тишина и яркость красок цветущей степи, раскинувшейся во все стороны, стали наполнять ее душу смутным страхом.

Она все шла и шла, пока не разболелись сильно ноги. Местами попадались жесткие и колючие кусты; раздвигая их, чтобы проложить себе путь. Пальма оцарапала руки. Солнце даже через платок сильно припекало, и у нее разболелась голова. Когда она сидела на постели, ей казалось, что ничего не стоит отыскать отца в степи, а на деле вышло, что это очень трудно. Она отдохнула немного и съела кусочек булки, чтобы подкрепить свои силы. До вина она не дотрагивалась и берегла его для отца. Поблизости протекал мелкий, но чистенький ручеек; она зачерпнула воду рукой и напилась. Вокруг нее жужжали пчелы, собиравшие мед с цветов вереска. Этот приятный, веселый шум разгонял ее страх. Тишина воздуха нарушалась только этим жужжанием. Небо и равнина казались необъятными. Башни и крыши города давно уже скрылись за горизонтом, а на севере отчетливо белелись покрытые снегами Альпы.

Пальма вспомнила историю, которую мать ей рассказывала, чтобы отбить ее пристрастие к степи. Один шестилетний мальчик заблудился в ней, и его после бесплодных трехдневных поисков нашли мертвым в траве; а по следам оказалось, что он кружил на одном месте, как белка в колесе, пока окончательно не свалился с ног. Однако, вспоминая про отца она мысленно говорила: "Кроме дочери, некому его спасти!"

Она поправила платок, так как солнце все выше поднималось на небе — лучи его играли на цветущей поверхности опаловыми и аметистовыми искорками, — и пошла дальше.

Некому было указать ей дорогу. Оставив голубятню далеко в стороне, она бессознательно шла вперед, натыкаясь на густо переплетенные корни вереска. Раз она наступила на змею, которая тоже походила на корень; змея зашипела, но не ужалила. Пальма почувствовала, что, сколько бы она ни шла таким образом, ей не приблизиться к цели.

Но если она не отыщет отца, то он в ту же ночь придет в Галларату и попадется в руки полиции.

По солнцу она видела, что уже перевалило за полдень. Она уже давно из дому, а бедная мама там, верно, плачет и считает минуты.

— О, я не была ласкова с нею, не была ласкова! Я думала только о нем, — с раскаянием в сердце говорила Пальма.

И она вспомнила свою постельку, старый тенистый сад между каменными стенами, серую кошку, большие розы центифолии в голубых вазах, — одним словом, всю привычную обстановку, которую ей, может быть, уже не суждено больше увидеть.

"Если б я только могла спасти его!" думала она.

Чтобы спасти отца, она готова была отдать собственную жизнь.

Мысль о том, что он может вечером притти домой, если его не предупредят, жестоко мучила девочку.

Было уже около трех часов дня. Пальма не могла точно определить время, но догадывалась приблизительно. Она была в пути уж десять часов. Чувство одиночества и беспомощности стало давить ее, словно свинцовой рукой. Она очень устала и, свалившись, заснула среди вереска. Утомление заставило ее забыть про всякий страх и даже беспокойство. Она спала крепко, без снов, растянувшись на теплом песке, а кустарник защищал ее от солнца.

Пальма сняла свои тяжелые деревянные башмаки и шерстяную кофточку. Ее полотняное платье белело, как светлая точка, в тени цветущего вереска. Эта точка издали привлекла внимание верхового стражника, который скакал, с трудом прокладывая дорогу между зарослями вереска. Вместе с двумя товарищами он выехал из казармы на поиски убежавшего Лелно Долабеллы.

Он подскакал к тому месту, где Пальма спала на песке, выставив ножки на солнце. Увидев фляжку с вином, он подумал:

"Ее послали отнести еду и что-то передать".

Он слез с лошади и подошел к ней вплотную.

Как уроженец Галлараты, он сразу узнал дочку беглеца. Он нагнулся и потряс ее за плечо:

— Вставай, девочка.

Внезапно разбуженная от глубокого, тяжелого сна, Пальма в первую минуту не могла сообразить, где она и кто с ней говорит. Солнце слепило ей глаза; жужжание пчел гудело в ушах. Стражник не слишком нежно поставил ее на ноги.