Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ)

Возбуждение рабыни росло, капельки «росы» сливались между собой, и вот первая увесистая тягучая капля уверенно выкатилась из распахнувшегося пульсирующего лона, скатилась по секелю, мгновение повисела на его кончике и звонко шлепнулась в предусмотрительно подставленный серебряный сосуд. Будто первая капля дождя падает на натянутый кожаный полог и тем дает сигнал остальным: «Пора!» И, сливаясь и убыстряясь, капли зачастили вниз, все больше и больше наращивая темп…

Зачарованный этим зрелищем, Риф пропустил момент, когда отец быстрым движением окунул палец в серебряный сосуд и мазнул юношу над верхней губой. Жаркий женский запах молниеносно проник в ноздри, штаны встали шатром над задеревеневшим членом, кровь прилила к щекам.

— Запомни этот запах, Риф, — будто издалека звучал голос отца. — Это запах Королевы Рабов. Королева получается не из любой рабыни. Потенциальная королева пахнет так же, может быть — чуть слабее. Если в кругу на Празднике Завета нет ни одной рабыни с запахом королевы — никто не скажет, каким будет выбор Седого. Но бывали случаи, что в круге оказывалось три потенциальных королевы — и Великий Волк крыл всех троих. Это твой первый сегодняшний урок, Риф.

— Приди в себя, Рифейну! — отец похлопал его по щеке. Даже намек на пощечину заставил юношу возмутиться и… дурман схлынул. Штаны продолжали по-прежнему топорщиться, но та голова, что на плечах, вернула себе контроль над реальностью. — Это второй урок. Чего бы ни хотело тело, оно должно спрашивать разрешения у головы. Если кто-то или что-то обращается к твоему телу «напрямую», отодвигая в голову рассудок, — то это враг, это атака, впору браться за меч и кинжал. Запомни это чувство, Риф, когда телесное желание снова стало всего лишь телесным желанием, и разум вернулся в твою голову. На что это было похоже, Рифейну?

— На холодный ветер с ледника, отец, — медленно ответил юноша, будто на вкус пробуя свое ощущение. — На ледяной ветер, который пробирает до костей, но одним порывом сдувает утренний туман — и открываются далекие вершины.

— Похоже, ты любишь горы больше, чем Степь, сын, — усмехнулся Сензангакона. — Но это неплохо. Горы тоже наши защитники, как и пески. Одни воины любят лук, другие меч. Это совершенно естественно.

Запомни сегодняшний урок, сын, хорошенько запомни. Запомни, как запах самки отодвинул твой разум в сторону. Запомни, что мне пришлось коснуться твоей щеки, чтоб разбудить твой разум. Запомни, каким ветром принесло твой разум обратно. Запомни накрепко. И теперь в любой момент твой разум сможет призвать на помощь этот ветер.

— Спасибо, отец! — Риф подскочил и отдал отцу «благодарственный поклон».

Он понимал, какой подарок только что ему сделал отец. У него еще болели синяки, которые понаставил посох наставника, показавшего, чем чревата потеря самоконтроля в бою. Пусть даже и в учебном…

К тому времени рабыня уже выпила все, что мог дать ей воин, и призывно оглядывалась через плечо, облизывая губы.

Риф дивился себя. Его телесное желание по-прежнему оттопыривало ширинку. Оно никуда не делось. Но восприятие мира и себя будто отделились от этого желания, поднялись на вершину со дна долины, стали свободны от потребности самца.

Это открытие удивило и обрадовало его.

— Но давай вернемся к запаху, Риф, — ворвался в размышления голос отца. — Каждая капля в этом сосуде — дороже золота. Это тайна Степи. Обычно пять капель «меда желания» от Королевы Рабов добавляют в бочку «рабской горечи» на тысячу рабынь, чтоб разбудить в них рабскую потребность. В этом оазисе нет ни одной Волчицы. Свободная женщина в тягости может сбросить плод от одного этого запаха. Здесь лишь воины, чье семя пьет Королева Рабов и чьему желанию служит ее рабская потребность. В этом она ничем не отличается от других «общих рабынь». Но это еще не всё…

В шатер зашел уже знакомый Старейший. Не обращая никакого внимания на отца с сыном, Старейшина Дисвейну присел на скамеечку рядом со столом рабыни и начала ее… доить. Как корову или козу. Тоненькие струйки молока брызгали в серебряный подойник, специально подвешенный к нижней поверхности стола так, чтоб не упустить ни единой капли. Старейший успел надоить совсем немного, когда рабыня забилась в сильнейшем оргазме. Старик невозмутимо сделал паузу и продолжил свое занятие. Через некоторое время ему пришлось снова прерваться. И снова. И снова…

Однако постепенно подойник наполнялся. Вскоре Дисвейну переставил скамеечку на другую сторону.