Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ)

Чтобы отогнать мрачные думы — и о судьбе друзей и о ночном «визите», Адалард начал петь. Сначала, естественно «Егерь лихой» — неофициальный гимн егерей. Потом все известные официальные марши и маршевые песни, которые помнил с училища, потом снова «Лихого», и снова по кругу. А ноги продолжали выполнять механическую работу — вбить носок, примять снег, следующий шаг. Топ-топ…

Вставшее солнце и постепенно нагревающийся ветер просушили тент, и Больц свернул его. Склон становился все круче и круче, и брести, придерживая наброшенный тент, становилось неудобно. Привал, который егерь сделал для перепаковки поклажи, оказался очень коротким. Тент-то высох — зато сам Больц взмок. И даже теплый ветер из пустыни неприятно холодил сквозь влажную одежду. Больше он старался не останавливаться.

Близкий перевал оказался не таким уж и близким. Светило проделало по небу почти четверть дневного пути, когда перед Больцем с вершины крутого гребня, на который пришлось царапаться, цепляясь уже всеми четырьмя конечностями, открылось знакомое белое плоскогорье.

Бунтующий желудок требовал еды, но ему пришлось довольствоваться лишь водой. Еды оставалось немного, и Больц планировал отвлечься на попытки добыть пищу в ближайшей по маршруту долине лишь завтра. Остатки мяса он сберегал на сегодняшний ужин, чтобы сделать ночной отдых максимально успешным. Уж лучше потерпеть голод днем, и наесться перед сном, чем пытаться заснуть под урчание желудка.

О погоне он сейчас не думал. Вперед и только вперед. Те, кто будут преследовать его — тоже всего лишь люди, и их силам тоже есть пределы. Ноги против ног?

Посмотрим, кто кого!

Но открывшийся перед егерем белый простор таил другую опасность. Блистающий под ярким полуденным солнцем белый снег уже при первом взгляде начинал слепить глаза.

Когда они шли сюда — такого не было. Плоскогорье они пересекали хмурым туманным днем, периодически окунаясь во влажные облака, буквально брюхом ползущие по леднику.

— Снежная слепота, — вспомнил Больц, — Это называется снежная слепота.

Память услужливо подсунула рассказ старшего брата, приехавшего к отцу в первый отпуск после назначения, на третий год службы.

Брат рассказывал о студеном море, большую часть года покрытом льдами, топорщащимися у берега торосами, похожими на белые горы. Рассказывал о дикарях, приходящих из-за северных гор, чтобы пощупать на прочность имперскую стражу, сменившую наемников Семей. Об их приспособлениях для бега по снегу и льду, которые они как-то смешно называли. Как они хитро подбивают эти деревянные полозья коротким мехом морских зверей, чтобы они скользили только в одну сторону, и как быстро эти маленькие злобные уродцы бегают на них. О смешных переделках, случавшихся с братом, когда он пытался научиться бегать на этих полозьях. О маленьких челнах из кожи и костей морских чудовищ, на которых северные охотники бесстрашно пересекали раскрывающиеся во льдах полыньи и легко тащили на плечах от одной открытой воды до другой.

Рассказывал брат и об опасностях холодных земель. О солдатах, теряющихся в снежную бурю и замерзающих в двух шагах от двери казармы. О нескольких днях в году, когда солнце вообще не поднимается на небосклон. О морозах, от которых доброе железо ломается как глиняный черепок. О резких ветрах, продувающих любую одежду, кроме меха и кожи. О холодах, от которых слазит кожа. Об отморожениях, когда чернеют и отваливаются пальцы.

О странных обычаях тех из северных народов, которые приняли руку Империи. Об их привычке мазать лица и тела жиром оленей и морских гигантов. О стадах рогатых существ, которых они пасут как коров или овец. О «лакомствах» из распухшего сустава оленя или маринованного глаза для почетном гостя. О предложении дорогому гостю собственной жены — как обязательный элемент гостеприимства.

О белых хищниках, внезапно возникающих из белой мглы и моментально скрывающихся в ней.

И о «снежной слепоте».

Брат сам столкнулся с этой неприятностью в первом зимнем выходе. Он красочно рассказывал, как нестерпимо болели глаза и отказывались подниматься веки. Астор тогда говорил и о жгучем чувстве беспомощности и стыда, что он стал обузой для группы, о страхе, что зрение не вернётся. Именно это запомнилось мальчишке больше всего: оказывается, его замечательный старший брат может чего-то бояться.

И слепота, как состояние вечной темноты. Это врезалось в память подростка.

А сейчас он впервые в жизни стоял перед блистающей снежной равниной и благодарил Единого, что рассказ старшего брата сохранился в памяти…

* * *

«Легко быть умным, когда уже знаешь решение» — усмехнулся мастер-сержант.

Решений, на самом деле, могло быть несколько. Северные охотники делали «снежные очки» из тонких пластинок дерева или кости и прорезали в них узкую щель. Пластина могла быть одна, закрывающая оба глаза или две — соединённые кожаным ремешком или бечевкой над переносицей.

Некоторые северные мастера покрывали резьбой повседневной предмет обихода, превращая его в произведение искусства, используя для него драгоценную кость из бивня морского зверя.