Степь. Кровь первая. Арии (СИ)

- Да, - махнула она на неё рукой, мол что с тебя взять, - девка у тебя будет. И это ещё один каменюка в твой огород от мужа. Им же сыновей подавай, а ты и тут промахнулась.

Так паршиво на душе у Зорьки, пожалуй, никогда не было. В один миг все её радужные мечты рухнули и развеялись, как лёгкий дымок. Она всю ночь проворочалась, так и не уснув. Лишь по утро сдавшись под грузом неопровержимых доказательств правоты этой старой уродины, у неё как будто глаза раскрылись, спала розовая пелена и она посмотрела на всё совершенно по-другому. На всё и на всех.

Сороки куманиться начали, как по заказу, на следующее же утро. Хабарка прибежала к подруге запыхавшись и объявила. Индра, обгладывавший какую-то птицу, услышав новость Хабарки лишь злобно сплюнул, бросил на стол не до конца обглоданный кусок, оделся и ушёл куда-то, а баба начала сама, как сорока трещать, обрисовывая в красках, как туча этих чёрно-белых бестий на правом краю за лесом собралась и уж начали свой бешеный карагод. Конечно, Хабарка видеть этого не могла, она туда не бегала, но рассказывала всё это так, как будто сама среди них летала. Подруги ещё по трещали, по щебетали ни о чём. Наконец обнялись и попрощались.

- Ой, Зорька, чё то я боюсь за тебя, - покачивая головой, выдала Хабарка.

- Да, подруга. Я сама за себя боюсь, а кажись скоро и себя саму бояться начну, - ответила Зорька таинственно.

Странно, но она не боялась больше родов. Молодуха была абсолютно уверена, что ни с ней, ни с ребёнком ничего не случится. Она сейчас больше боялась того, что будет потом и своей роли в этом "потом". Хабарка явно ничего не поняла, но переспрашивать не стала, или просто пропустила её слова мимо ушей, считая их такими же "для приличия", какими были и её собственные. Зорька с неохотой собралась и пошла к вековухе в баню. Перед самым входом остановилась, оглянулась. С какой-то неописуемой печалью на лице, посмотрела на стоявшую у края кибитки подругу и скрылась в шатре.

Кумление для неё прошло как в тумане. Ничего не запомнила, да и не хотела. Сказалась и бессонная ночь, и травы-дурманы, которыми её опоила Хавка. Помнила лишь, что голова кружилась, когда вокруг куклы ходила. Потом, наплевав на всё, заявив, что хочет спать, завалилась на лежак Хавки и уснула, услышав лишь напоследок жалостливые слова вековухи:

- Чистая ты душа, как слеза не замутнённая. Жалко то тебя как.

После чего Зорьке даже показалось сквозь сон, что та заплакала, а может это уже во сне приснилось.

Проснувшись, она почувствовала себя сама не своя и это чужеродное состояние её теперь преследовало постоянно. Она стала замкнута, абсолютно перестала с кем-либо разговаривать. Даже Индра, поначалу пытавшийся её как-то растормошить, вывести из этого замороженного состояния, довольно быстро плюнул и просто перестал бывать дома, даже спать не всегда являлся. А когда на полную луну её прорвало, и она начала, ползая на коленях, выпрашивать у него прощения и прощаться с ним на всегда, он перепугался, даже сбегал к Хавке. Та, по каркав своим старческим смешком, объяснила все прелести Прощальной седмицы и атаман, плюнув на всю эту грёбаную бабью стаю, собрал ближников и умчался в очередной поход, куда по дальше.

На полнолунии перед родами, что соответствует тридцать четвёртой седмице вынашивания, примерно конец марта, отмечалась Прощальная седмица по всем речным баймакам. Беременным дышать становится тяжело, ребёнок колотит ножками буквально под сердцем. Проявляется синхронное оволосение кожного покрова. В обычном состоянии часть волос вырастает, а другая -- выпадает. У беременных -- все растёт. На это новолуние птица гнезда не вьёт, девка косы не плетёт. Ритуальные плачи. Каждая, кто собиралась рожать прощалась с жизнью, с родными и близкими, прося у всех прощения. Просили прощение у всех нежитей, всей Троицы персонально. Но главное просили прощения у душ предков, Дедов, ибо только им решать оставить её с ребёнком живой при родах или нет. Специально для этого они готовили особый пирог с рыбой. Считалось самоубиством браться за какое-либо дело, даже самое малое. В этот день полагалось выпускать птиц на волю. В полнолуние сжигали свои соломенные постели, скакали через огонь, вернее через дым, окуривая себя. Всё это делалось, чтобы истребить болезни и уберечь себя от чужого ведьменного воздействия. В эти дни Чур, домашняя полужить "бесится" и не узнавал своих домашних, а потому мог причинить по недоразумению вред. Просыпались от зимней спячки Водяные и Речные Девы. Роженицы ходили к реке, кормили Святую Воду с её обитателями, приносили на берег платья для Дев, холсты, чтобы речные красавицы смогли одеться и не замёрзнуть. Обходили ключи и родники. И их кормили вкусностями. С огнём холили вокруг кутов - гоняли болезнетворную нежить.