То отрок плыл, смеясь черными глазами,И ветки черных усов сливались с звездными лозами.Я, звездный мир зная над собой, была права,И люди были мне, березке, как болотная трава.Неслышна ли<шь> ночь, незрима топь,Но что это? Переживаем ли мы вновь таинственный потоп?Почувствуй, как жизнь отсутствует, где-то ночуя,И как кто-то другой воскликнул: так хочу я!Люди стоят застыло, в разных ростах, и улыбаясь.Но почему улыбка с скромностью ученицы готова ответить: я из камня и голубая-с.Но почему так беспощадно и без надеждыУпали с вдруг оснегизненных тел одежды!Сердце, которому были доступны все чувства длины,Вдруг стало ком безумной глины!Смеясь, урча и гогоча,Тварь восстает на богача.Под тенью незримой ПугачаОни рабов зажгли мятеж.И кто их жертвы? Мы те же люди, те ж!Синие и красно-зеленые курыСходят с шляп и клюют изделье немчуры,Червонные заплаты зубовСтоящих, как выходцы гробов.Вон, скаля зубы и перегоняя, скачет горностаев снежная чета,Покинув плечи, и ярко-сини кочета.Там колосится пышным снопом рожьИ люди толпы передают ей дрожь.Щегленок вьет гнездо в чьем-то изумленном рту,И все перешло какую-то таинственную черту.Лапки ставя вместе, особо ль,Там скачет чей-то соболь.И козочки ступают осторожно по полу,Глазом блестя, оставив живопись,А сова, раньше мел, – над ними крыльями хлопала,О, спутник мой, крепись!Щегленок – сын булавки!И все приняло вид могильной лавки!Там в живой и синий ленРаспались женщин кружева.Н взгляд стыдливо просветленТой, которая, внизу камень, взором жива.От каждой шеи, от каждой выиВспорхнули тени. Зачем живые?Все стали камнями какого-то сада,И звери бродят скучные среди них – какая досада:И ее глазах и стыд, и нега,И отсвет бледный от другого брега.Ей милостью оставлен легкий ток,Полузаслоняя вид нагот.Взор обращен к жестокому Судье.Там полубоязливо стонут: Бог,Там шепчут тихо: Гот,Там стонут кратко: Дье!Это налево. А направо люди со всем пылом отдались веселью,Не заметив сил страшных новоселья.
Спутник
Бежим! Бежим отсюда, о госпожа!
Маркиза Дэзес
Но что это? Ты весь дрожишь? Ты весь дрожа?Но спрашивать не буду. Куда же мы идем, мой «мой»?