Степан Бандера и борьба ОУН

Комиссия решила уложить все ящики, опечатать и отправить в Государственный банк. Всего было отправлено 248 ящиков. Теперь идёт подробная проверка содержимого ящиков. Пока проверено документально 19 ящиков, в которых оказалось разных ценных бумаг и незаконченных карбованцев на 30 361 568 рублей… ящик на 25 миллионов 274 тысячи семьсот рублей незаконченных карбованцев. Ввиду того, что помещение кладовых понадобилось освободить, комиссия занялась сортировкой ящиков, которые быстро осматриваются, все ценности укладываются вместе, а не имеющие ценности отдельно… Пока таким образом разобрано 30 ящиков…»

Далее Лобановский предполагает: «По-видимому, в ящиках золотых денег нет. Это я заключаю на основании беглого осмотра, произведённого ещё в вагонах. Имеется около 20 ящиков, которые мы совершенно не вскрывали… каких-либо сведений о том, что именно и сколько расхищено, пока не имею. Пожалуй, это и невозможно будет установить, т. к. хотя и попадается отчётность ценных бумаг, но в таком виде, что подсчёт нельзя сделать».

Следующим был опрошен полковник Николай Евграфович Биршерт: «…9 ноября я, находясь в Жмеринке, узнал, что Проскуров взят нашими войсками. Так как Проскуров — узловая станция, я разузнал, что там должна быть захвачена богатая добыча, и 10-го прибыл туда. Там я узнал от железнодорожных агентов и коменданта станции, что на станции большое количество вагонов гружёных, среди которых, как мне сказали, казна Петлюры, которая, как меня предупредили железнодорожные агенты, уже больше суток разграбляется. Грабёж этот начался по прибытии на станцию бронепоезда «Коршун». Я тотчас же отправился по указанию на запасные пути, причём увидел, что от поезда во все стороны идут люди — крестьяне, железнодорожники и воинские части, с мешками сахара, а у некоторых в руках видны были процентные бумаги, о которых они расспрашивали друг друга, обмениваясь мнениями по поводу этих бумаг.

Вся территория станции была усеяна банковской перепиской, а также украинскими сторублёвками и… мелкими романовскими кредитками. Ближе к поезду я не подошёл, т. к. мне ясно было, что идёт грабёж, и я решил вернуться, составить комиссию и, выбрав вагон с ценностями, отправить их в Одессу…»

По факту присутствия караульных из Симферопольского офицерского полка Биршерт пояснил: «У меня создалось такое впечатление, что они могли бы уберечь ценности и вообще имущество в силу того, что недалеко стоял эшелон с этим полком во главе с командиром его».

Собрав комиссию, полковник отправился с ней к вагонам, но туда его не допустил караул вышеупомянутого полка, который потребовал разрешение на допуск от своего командира.

«Я отправился к нему в вагон, но его не застал, — вспоминал Биршерт. — Вследствие наступившей темноты пришлось отложить осмотр вагонов до следующего дня. Грабежа уже видно не было…»

«Это наши соратники»

Вскоре следствие подошло вплотную и к военнослужащим 1-го Симферопольского полка. Так, 30 декабря в Одессе был допрошен вольноопределяющийся этой части, двадцати трёх лет от роду, из крестьян Одесского уезда, Николай Жеков. Он показал: «Я числюсь в пулемётном взводе 1-й роты. У нас при каждой роте пулемётный взвод. На ст. Жмеринка при наступлении оставлена была 4-я рота нашего полка… 2-ю и 3-ю в эшелоне стали продвигать вперёд по железной дороге».

За одной из станций роте Жекова был дан приказ обойти противника с левого фланга. Со своей ротой он продвигался в обход противника после 6 часов вечера 11 ноября.