Степан Халтурин

В царя крестьянин верил, имя его произносил с почтением и слышать не хотел о свержении «освободителя». Крестьянин раскрывался перед народниками в обличии мелкого собственника, цариста, жаждущего земли и вовсе не помышляющего о социалистических началах общежития.

Полиция очень скоро приспособилась ловить пропагандистов, хотя крестьяне редко выдавали их, а если такое и случалось, то вина в этом целиком падала или на грубых, или попросту неосторожных народников.

К 1875 году были выловлены тысячи пропагандистов в тридцати семи губерниях Российской империи. Правительство сначала хотело подготовить грандиозный процесс, но потом отказалось от этой мысли — все же это тысячи людей, среди которых большинство имело высшее образование, а некоторые были хорошо известны не только в России, но и за границей. Стали высылать административно, отдавать на поруки, до суда было доведено только 193 человека»

ГЛАВА III ПЕРВЫЕ ШАГИ

Движение народнической молодежи было близко Халтурину своим боевым духом, революционной страстностью, самоотвержением, но в самом начале оно не захватило Степана в свой водоворот. Халтурин по приезде в Петербург в первое время оказался в стороне от практической революционной деятельности народников. Степану трудно было разобраться в сумбуре народнических идей, его смущала беззаветная вера интеллигентов в крестьянина. Даже перед самим собой остерегался Степан критиковать эту влюбленность народников в крестьян. Он считал, что его собственный жизненный опыт и запас знаний недостаточен для того, чтобы противоречить таким вождям, как Лавров, Бакунин. Но знакомство с вятской деревней, с крестьянами настраивало Степана скептически. Он верил в рабочего, но на первых порах эта вера основывалась на интуиции, а не на твердом знании, хотя книги сделали свое дело, и чем больше Степан читал о положении рабочих в России и за границей, тем больше проникался убеждением, что рабочий еще скажет свое слово в революционной борьбе.

Осень 1875 года была для Степана порой колебаний, порой настойчивых исканий, радостных открытий и разочарований. Случайный, временный характер работы Халтурина не позволял ему завязать тесные знакомства, найти людей, которые могли бы ответить на те «тысячи вопросов», которые роились в голове. Оставались книги. Но как трудно было их доставать! В библиотеки не проберешься, они не для таких, как Степан. А если даже и сумеешь проникнуть в какую-либо, то разве достанешь там нелегальные издания? А легальная русская пресса или молчит по поводу социальных и политических проблем, или отделывается либеральной жвачкой, вегетарианской жижицей звучных и ничего не значащих слов. Приходилось обращаться к букинистам.

Букинистические книжные лавки рознятся друг от друга, как политические идеи. На Невском они пестрят шикарными витражами античной мифологии, французскими романами для вечернего чтения воспитанниц Смольного, иллюстрированными изданиями. Мало у Халтурина денег, живет впроголодь, но он уже знаком с книготорговцами университетской набережной, знают его букинисты, торгующие прямо на тротуарах с рогожки на Выборгской стороне. Здесь покупатель попроще, а продавец похитрей, он знает, что молодежь интересуется нелегальными изданиями. И они всегда имеются в запасе у книжных барышников.

Каждое воскресенье кипит книжная биржа. Здесь встречаются книги Флеровского, Лаврова, заграничные издания народников, Чернышевский, Герцен, Михайловский. Часами роется Халтурин в печатной ветоши, выискивая нужную ему книгу. Букинисты заметили этого плечистого, красивого рабочего с тонким, одухотворенным липом интеллигента. Их не удивляло, что рабочий покупает книгу, они привыкли к этому. Среди петербургского пролетариата было немало страстных любителей чтения. В Халтурине книгопродавцов поражало другое — его удивительное умение читать. Таким умением обладали немногие. Очень скоро Степану перестали предлагать сочинения по естественным наукам, они его не трогали, хотя букинисты знали пристрастие к этим наукам у многих рабочих. Не интересовало Халтурина и легкое чтение. Зато исторические работы, книги по общественно-политическим вопросам им покупались охотно. Когда не было денег, Степан приходил в убогие книжные лавочки, чтобы хоть посмотреть нужную ему книгу. Ему и в долг доверяли, а то давали почитать напрокат, за пятачок в день. Залога не брали, верили — книга не пропадет.