Степан Разин (Книга 1)

– Видали вы, атаманы, как я боярской милости верю! Скажите Корнею: не пойду к нему и своим казакам не велю. Продал он брата Ивана, продавал не раз украинских казаков, продавал беглецов московских. И нас он продаст за три гроша. Понизовские богачи голутьбе не товарищи! И грамоту мы читать не хотим. Несите ее назад да скажите, как мы обошлись тут с боярскими посланцами, – заключил Степан. – На том вам поклон...

Он поклонился. Донцы поклонились ему.

– Ладно ли я сказал, дети? – спросил Степан у народа.

– Добре сказал! Не видали мы от старшины добра.

– Здрав буди, батька! – крикнули с разных сторон.

– Конец кругу! – объявил Иван Черноярец, и площадь враз загудела мирным и оживленным говором, как на базаре, будто не было только что казни дворян...

Донцы потеснились к лестнице, чтобы сойти с помоста.

– К атаману пожалуйте, братцы донские послы, хлеба-соли откушать, – позвал их Федор Сукнин.

– Здорово, Клин! – приветил Степан, обнявшись со стариком. – Дела порешили, а ныне пображничаем! Да, чур, за брагой про ваше посольство – ни-ни! А то во хмелю побранимся! – серьезно пригрозил Степан. – Здоров, Пинчейка-толмач! И тебя нарядили в послы? Корнила хитер: послал тех, кого я люблю! Иным бы посек башки.

– Чаяли, посечешь и так, – усмехнувшись, признался Иван Губанин, третий из донских послов, и почесал в затылке.

Вокруг засмеялись.

– Вы добрые казаки, пошто вас секчи! – возразил Черноярец.

– Вместе еще поживем на Дону, на кругу поспорим-ся и дуваны поделим, – сказал Митяй Еремеев.

– А паче, что круг вас послал – не Корнила, – поддержал и Наумов.

– Как Алена? Как дети? Как брат Фролка? – расспрашивал казаков Разин.

Клин вытащил из мешка узелок, завязанный женским платком.

– Фрол Тимофеич наезжал в Черкасск. Все у тебя слава богу. Вместе с ним ехали до Зимовейской, в твоем курене ночевали, казачку видели и робят. Лепех тебе напекла Олена Никитична. Мыслю, что нынче уж дюже черствы, – а все же из дому.

Клин протянул Степану гостинцы...

Послы просидели до ночи и наутро отъехали на Дон, только Пинчей отстал от них и остался в войске Степана.

– Что ж я хозяйке скажу от тебя, Степан? – спросил на прощанье Клин. – Скучилась дюже, плачет.

– Поклон отдай. А сам как сберусь, так наеду, – уклончиво ответил Степан.

По каспийским волнам

– "...А сидим у Паншина-городка, да пройти нам от ратных людей не можно – ни свинцу, ни зелья, и сабли – одна на троих, и в том, государь Степан Тимофеич, как ты нам, отец наш, укажешь. Пошли, государь, к нам, к Паншину-городку, своих есаулов с твоим жалованьем – с пищальми, свинцом и зельем. Пожалей сиротинок, не то воеводы побьют нас. Смилуйся, отец родной, пособи, а мы, сироты, тебе правдой послужим, как ты укажешь, и живота жалеть на твоей атаманской службе не станем".

Иван Черноярец дочитал посланье, принесенное молодым пареньком, сидевшим тут же в углу.

– Сколько же вас там сошлось, «сиротинок»? – спросил Разин.

– Шесть сот, осударь атаман, – выпалил, вскочив на ноги, паренек.

– А где ж вам Степан Тимофеич на всех мужиков пищалей, свинцу да зелья напасется?

– Не ведаю, осударь атаман! – пробормотал молодой мужицкий посланец.

Он был невысок ростом, лет семнадцати от роду, с ярким румянцем выпуклых щек, с детским наивным взглядом темных, широко открытых глаз, и темные пушистые усики казались наклеенными на слишком юное, простодушное лицо.

– Ты не ведаешь, я не ведаю. Кто же ведает, как ты мыслишь? – спросил Степан, которому льстило, что народ так вот, прямо, к нему обращался с нуждой.

– Ты все ведаешь, осударь Степан Тимофеич! – сказал паренек. – Кому же иному ведать, ить на тебя вся надежа!

– "Надё-ожа"! – передразнил Разин. – Из одной надёжи не сшить одежи! Как звать-то тебя?

– Тимошка.

– А по батьке как?

– По батьке – Степанов сын.

– Как же, Тимофей, я тебя в казаки возьму? Ты Тимофей Степанов, а я Степан Тимофеев. Казаки и знать не будут – который из нас двоих батька, который сын, – пошутил Разин.

Паренек тотчас же подхватил его шутку:

– Ты, Степан Тимофеич, с бородой, а у меня, вишь, усы одни выросли – вот так и узнают. Как ус ни велик, а все бороды не выкроишь! У кого борода, тот и батька.

– И то! – поддержал Черноярец. – Бороде честь, а усы и у кота есть!

– Ну, знать-то, парень Тимофей Степанович Кошачьи Усы, так ты у меня в казаках и будешь, а бороду вырастишь – есаулом станешь. Отколе сам?

– С Вологды.

– Эка прошел! Не зря шагал. Оставайся.

– А как мужики? – спросил Тимошка.

– Мужики пусть сами дорогу сыщут. Ты сыскал, и всякому не заказано, – строго сказал Разин.

– А пищали да зелье?

– Где ж я возьму? Вы сбесились! Сколь мужиков на свете, а я всем пищали да зелье подай... Что я – царь?

– До царя бояре не пустят, а ты наш атаман! – возразил Тимошка.

– Богатым стану – тогда на всех припасу.

– Ну, прощай, Степан Тимофеич! Ты не серчай. Я пойду, – вдруг поднявшись с места, сказал Тимошка.

– Куды ж ты? – спросил Черноярец.

– Назад к мужикам. Ждут у Паншина. Надо сказать, чтоб не ждали. Не то их побьют.