Учитель покорности сообщил, что некоторые казни засняты на видео, и обещал показать эти фильмы в следующий раз. А пока, в очередной раз успокоив самых нервных и приведя в чувство упавших в обморок, собрался приступить к рассказу о рабыне, с которой заживо содрали кожу. Однако ему помешали. Примчался ординарец Командора с требованием срочно отправить девушек на разгрузку фуры.
Перед посадкой в «рафик» рабынь окатили холодной водой из шланга и завязали им глаза. Руки их освободили только на прогулочном дворике, перед тем как вести в склад.
Ира Лубенченко подумала о том, что им совершенно напрасно завязывают глаза при перемещении по территории лагеря. Даже если забыть, что она, например, точно знает, где находится — факт остается фактом: любая из девушек в будущем сможет опознать хотя бы этот склад и «загон» для прогулок.
Но тут же в ее сознании включился новый условный рефлекс. Она вспомнила, что любую девушку, которая, выбравшись из плена, расскажет хоть кому-нибудь о том, что с ней происходило, ждет мучительная смерть. И даже если база Платонова будет разгромлена, это ничего не изменит. Организация, которая похищает девушек и обращает их в рабство, очень сильна. «Плутон» — лишь небольшая ее частица.
Ира не хотела умирать. Только здесь, только теперь она в полной мере почувствовала, как ей хочется жить.
А ведь тех, кто предает хозяев, ждет не просто смерть, а мучительная казнь — и от палачей никуда не скрыться.
Конечно, слайды могли быть подделкой. Но Ира чувствовала, что это не так. Она поняла наконец, что люди, похитившие ее, способны на все.
Думая об этом, она таскала коробки с консервами, расчищая путь к шести ящикам в самом дальнем конце фургона.
Эти ящики вынесли последними, предварительно отключив от трубопровода.
Рабыни — по четыре на один контейнер — под крики охранников: «Осторожно! Не уроните!» — вытащили их на прогулочный дворик, и там стражники сняли крышки.
В контейнерах лежали девушки. Обнаженные и прикованные так, чтобы обеспечить почти полную неподвижность, они лежали на мягкой обивке с встроенным судном для естественных надобностей. На лице у каждой была маска, похожая на те, что надевают пилоты реактивных истребителей. Маски соединялись с трубопроводом, по которому поступал воздух. Помимо этого маски служили для звукоизоляции наряду с внутренней обивкой контейнеров: кричи не кричи — никто не услышит.
Девушки были в сознании, только очень измучены долгой дорогой без воды и пищи. Они не могли говорить, и только одна с трудом прошептала пересохшими губами:
— Пить.
Их всех сразу окатили водой из шланга, чтобы смыть пот и грязь и немножко взбодрить. Потом дали напиться — тоже прямо из шланга.
Многие рабыни, помогавшие этим девушкам выбраться из ящиков на свет, сами прибыли в «Бригантину» в точно такой же таре. Они знали: чтобы прийти в себя после такой поездки, требуется несколько дней. Даже мучители понимают это, и в первые дни почти не трогают новоприбывших.
Их обучение покорности начнется немного позже.
Урок боевого искусства
— Не думай! Чувствуй опасность. Реагируй на опасность.
Введенский проводил первый урок тентай-де.
По большому счету он не имел на это права. Учителями тентай-де могут быть только посвященные тентаи, а никак не вечные ученики шестнадцатой ступени.
Но Введенскому было очень нужно уберечь Серафима хотя бы от прямой и непосредственной опасности.
— Я практически уверен, что этот шофер — посторонний, — сказал он Серафиму, когда привел его домой к Светлане Корольковой. — Но ты должен быть готов к любым сюрпризам.
В другой ситуации Серафим бы струсил. Но сейчас его невроз гнал эмоции в другое русло. Введенский был первым человеком, который построил общение с Серафимом, опираясь на принцип: «Я верю в тебя».
Еще никто никогда не говорил Серафиму таких слов. Впрочем, Введенский так прямо в лоб, тоже их не говорил — он обходился без патетики и банальных фраз. Однако Серафим чувствовал, что в него верят, и это вселяло в него уверенность в собственных силах.
— Спокойно. Не напрягайся. Не думай. Чувствуй.
Они сидели на диване рядом друг с другом, точно так, как водитель и пассажир в кабине грузовика. Введенский занимал место водителя и заговаривал Серафиму зубы. В дополнение к этому в квартире присутствовал внешний раздражитель, а именно — Светлана Королькова, которая все это время ходила в расстегнутом халатике, надетом на голое тело, и полы его как бы невзначай то и дело расходились в стороны, открывая взгляду Серафима то, что он раньше видел только на картинках и в фильмах, которые показывают по общедоступным телевизионным каналам (в таких фильмах обнаженное женское тело обычно появляется в кадре не больше чем на две-три секунды, но блюстители нравственности в эти секунды все равно задыхаются от возмущения).
Засмотревшись на Свету, Серафим вдруг получает несильный удар чем-то твердым по затылку.
— Я мог тебя оглушить, а мог застрелить. Что ты выбираешь? — говорит Введенский.
В руке у него газовый пистолет. Серафим начисто прозевал момент, когда детектив достал его из кармана.