Степень свободы

— По моим сведениям, больше пяти, — уточнил Максимов, который догадался связаться с коллегами в «Бригантине» и добился, чтобы ему дали возможность побеседовать с Введенским.

Во время этой беседы выяснилось, кстати, что руоповцы, присутствовавшие при разговоре Введенского с Томилиным в бункере, передали информацию о девушках, увезенных на корабль, своему начальству. Однако эта информация была слишком неконкретной, ее стали уточнять, и ничего не вышло, поскольку Томилин, узнав, что самолета ему не видать, как своих ушей, замкнулся в гордом молчании, и остальные платоновцы тоже не спешили раскрывать свои тайны.

Так что если бы не оперативные действия Серафима, то «Луизиана» спокойно ушла бы в нейтральные воды.

Между тем, она не ушла, и с прибытием оперов районного угрозыска и Варяга с Серафимом обыск разгорелся с новой силой. И закончился довольно быстро.

— Пять человек можно спрятать только в этих трех бандурах, — вынесли совместный вердикт контрразведчики, пограничники, милиционеры, бандиты и Серафим, стоя в трюме между большими контейнерами с опилками и стружкой.

— Только в которой из них? — прозвучал риторический вопрос.

— Все три разберем, — сказал кто-то из контрразведчиков. — Много ли делов. Вернем корабль в порт, разгрузим да посмотрим.

Пограничник с капитанскими погонами обошел каждый из контейнеров, постукивая по стенкам какой-то железякой.

— Собаку надо, — сказал он, ничего не добившись. — Или разгружать.

Господину Леруа тотчас же объяснили, что если контейнеры придется разгружать, и в них действительно окажутся спрятаны люди, то деньги за разгрузку ему придется выплатить из своего кармана, не говоря уже об ответственности за попытку нелегального вывоза людей из страны. И тогда он сдался.

Шепнув пару слов Сабрине, француз отошел в сторону и безучастно смотрел, как девушка открывается потайную дверцу, разгребает опилки, закрывающие проход к внутреннему ящику, и говорит по-русски с легким акцентом:

— Они там.

Серафим забрался туда первым, стремительно прошмыгнув мимо прочих заинтересованных лиц. В темноте без фонарика он споткнулся и врезался в горячее нагое женское тело.

— Настя? Это ты? Ты здесь? — тревожно спросил он.

Настя не могла ничего ответить — ее рот был заклеен. А упал он не на нее, а на Сандру, сидящую ближе всех к выходу.

Впрочем, в контейнер уже лезли остальные, и лучи фонариков забегали по железным стенам, выхватывая из темноты обнаженные женские тела.

Серафим наконец нашел Настю и стал покрывать ее лицо поцелуями. Девушка не понимала, что происходит, пока ее не расковали и не вывели на палубу.

Серафим сорвал с себя рубашку и пытался надеть ее на Настю, но она сказала:

— Не надо. Я привыкла.

Потом приблизилась к юноше вплотную и спросила:

— Ты освободил меня, да?

— Да! — ответил Серафим.

— И я больше не рабыня?

— Нет. Конечно, нет.

— А нам говорили, что все женщины — это рабыни. Должен только найтись настоящий хозяин для них.

— Перестань. Это все ерунда…

— Наверное. Но теперь ты мой хозяин, — сказала Настя, обнимая Серафима и прижимаясь к нему всем телом.

И они стали целоваться, не обращая внимания на кутерьму, которая творилась вокруг.

Пограничники и контрразведчики требовали объяснить, почему вместо радиоактивных материалов и документов, содержащих государственную тайну, в тайнике оказались голые девицы. Опера угрозыска пытались арестовать господина Леруа и всю команду судна за похищение людей и незаконное лишение свободы, но наткнулись на упорное нежелание девушек давать показания. Дочь Варяга Марина так и сказала, когда ее попытались допросить, вырвав из объятий отца:

— Я отказываюсь отвечать на вопросы. Можете хоть прямо сейчас посадить меня за это в тюрьму.

Разумеется, это было бы уже слишком, и Марину никуда сажать не стали, а отпустили с отцом домой.

Тем не менее, попытка незаконного вывоза людей за границу была налицо, и «Луизиану» заставили повернуть обратно в порт.

А Серафим и Настя всю дорогу от морской границы до порта самозабвенно целовались, совершенно не стесняясь чужих глаз.

Наказание невиновных и награждение непричастных

Под суд после всей этой истории пошел только начальник охраны «Плутона» — за хранение на базе незарегистрированного автоматического оружия. Томилин, которого взяли с пистолетом в руке при попытке захвата заложницы и которому единственному из всех можно было предъявить доказуемое обвинение в убийстве нескольких человек, до суда не дожил. В постановлении о прекращении уголовного дела было записано, что он повесился в камере. Правда, люди, хорошо знавшие Томилина, утверждали, что он ни при каких условиях не покончил бы с собой.

Ни одна из девушек, найденных в подвалах «Бригантины» и на корабле, не согласилась дать показания против Платонова и его организации. Их не сломила даже угроза обвинения в попытке незаконного пересечения границы по доброй воле. Впрочем, эта угроза так и осталась нереализованной.

Охранники «Бригантины» и сотрудники «Плутона» тем более молчали как рыбы.

Даже Ирину Лубенченко не удалось убедить отвечать на вопросы.