Степень свободы

Отставить иллюзии. Фея в каске. Поскольку для нежности не резон. Ты снова, хороший, в гостях у сказки, укатанный чёртовым колесом. А время не лечится. Время – хроник, которому вынесен приговор. Как_будто_бы_девочка носит броник, читает с айфона до Беговой [не важно – Прилепина или твиттер] и режет цитатами налету. Её наважденья с твоими квиты, кривляясь на графике амплитуд. Она не решила: уйти?/остаться? [Реал с нереалом попробуй, сверь!] Какое блаженное святотатство – любить её осень – из ряда сверх. Какое талантливое кощунство – её без сомнения понимать, когда на прицеле шестого чувства уже назревающая зима. Как_будто_бы_девочка смотрит дальше, туда, где, исполнены женской лжи, рождаются выстрелы.

Неудачник.

И ты ей дословно принадлежишь.

Степень свободы

Бог забывает о тех, кто ясен. Бог забывает о тех, кто тесен для сублимации прочной связи слов из однажды допетых песен. Самодостаточность – зона риска, крайняя степень свободы чести, частная практика сценариста [автор с героем навеки вместе]. Ты принимаешь себя под роспись и задыхаешься от восторга. Сказочный мальчик. Почти подросток. Как бы тебе объяснить, насколько мир равнодушен, лишён режима счастья [постельный режим опустим]. Ты не послушаешь, одержимый психоделическим захолустьем вечной любви [и чего-то кроме], тотчас решивший в него сорваться. Может быть, трасса тебя не тронет, может быть, душу возьмёт авансом. Путь твой опасен, но так заманчив, чтобы окончиться и начаться.

Мальчик разбился. Разбился мальчик. Ночь отвернулась, шепнув: "На счастье".

Писать тоску

А тоска, дружок, на то она и тоска,

Чтоб её везде и всюду с собой таскать –

С неизвестным [частным] смешивать, тасовать.

Потому что просто нравится тосковать.

Чтоб писать тоску, писать, не жалеть чернил.

Чтоб рвалась бумага, и кто-то её чинил.

Приходил, незрим, и тайно её латал,

И твою тоску с бумаги глотал, глотал.

Вопреки рассудку бывал ей не сыт – так пьян –

Прирастала внутрь, держала родней репья

В паутине па, которые ты соткал.

Зуб за зуб, дружок.

Ах, да! За тоску – тоска.

Полевая весна

Полевая весна безнаказанна и взаимна.

Потому что готова назначить медаль за имя,

Поджигая себя, как траву, ворожить на дым.

Полевая весна – полевая жена комдива.

Потому что в любой обнажённо живёт Годива

С остановленным раньше, на самом скаку, гнедым.

Наверху облака опрометчиво рвут на флаги.

Потому что бойцы вместо флейт поднимают фляги,

А они расцветают и пахнут почти навзрыд,

Непокорно, всерьёз, довоенные, полевые,

Без упрёка и страха цинично идут на вы[лет]

Продираясь из корня, в который никто не зрит.

Полевая весна защищает родных и слабых –

Ради Бога Войны – на коленях. Из их числа бы

Отпросить невозможных и спрятать, пока мертвы,

В беспорядочный шифр, своеволием под обложку,

Разрешив хоронить гуттаперчево, понарошку,

Разобрав по составу на символы и мечты.

У моих мужчин

У моих мужчин города из камня, голоса от Бога, часы в бегах.

Отчего так приторна и резка мне в регулярных приступах четверга

Долевая нежность к условно милым, а свобода совести начеку?

Если правда жизни приходит с миром, то добро пожаловать к очагу.

Предъяви права на неё [жар-птичьи], запасной небрежностью нарочит.

Просто опыт опыту идентичен, и вполне нормально, что он горчит.

Но горчит слегка и приятно вяжет, набирая петли на языке.

Потому что каждый предельно важен, хоть не можешь вспомнить: кому и кем.

Станцевав на лезвии перочинном, остротой прозрения дышит нерв.

Я боюсь запутаться не в мужчинах, я боюсь запутаться в тишине.

У моих мужчин сыновья и вдовы, ордена и плахи, атаки лет

На слова и нет ничего святого,

И меня, как не было, так и нет.

Новая улица

       Для Натальи Нечаянной

Прошлый город.

Детальный, маленький, запасной.

Он давно на память. И снова в тебе зачат.

Он из тех, которые вспарывают весной,

Выпуская наружу призраки. Так волчат

Выпускает нора, и долгое эхо вслед

Оттеняет хруст наста под силой окрепших лап.

Прошлый город, приученный с каждой весной взрослеть

И желать

Возвращения беглых.

Когда умирает март,

Истекая стихами на поле, где брань не брань,

За солдатом удачи вернётся/настанет мать,

Чтоб создать ему новую улицу.

Из ребра.

Мадонны не становятся новей

Провинция. Носить её как крест,

Вынашивать под сердцем колокольным,

Когда судьба заснежена на срез,

Когда строка бледна и малохольна.

Здесь выбор не лишает тишины,

Распарывая город на абзацы,

В которых все слова обнажены,

Чтоб бесконечно быть, а не казаться

Ещё родней.

[Да некуда родней!]

Распишешься следами через скверик,

У памяти в желанной западне,

Когда знобит и хочется их сверить,

Любимых женщин, встретить и держать

За пальцы, каждой пьян и благодарен,

Когда весна на грани мятежа,

Который обостряется с годами.

Мадонны не становятся новей,

За слоем слой – их возраст мило замер.

И аисты приносят сыновей

С невыносимо синими глазами

[В цвет высоты, всё больше с ней родня],

Перед рожденьем выбранных из сотен,

Почти твоих. Так хочется поднять

На руки.

И остаться

В эпизоде.

Первая память

Там, далеко, где в минувшее врос Калязин,