Время лечило, латало, цедило яд. Невозмутимо взымало за все сполна. Я научилась желания строить в ряд, классифицировать, взвешивать, исполнять. Главная фея по разовым чудесам. [Чур меня, Господи, снова играть надрыв!] Ты измерял ее в паниках и часах. Реже – в бессонницах. После делил на три. Не задаваясь мотивом и иже с ним, ставил диагноз, спокойно давал рецепт.
Хочешь вернуть меня? Впрочем, давай, верни, но – для начала – хотя бы смести прицел. В русской рулетке отныне дежурный гид. Вставь в барабан одиночество и вращай. Несвоевременность – повод вернуть долги, вызвать раскаянье – запросто, как врача. Были бы ссадины – будет кому лечить.
[В нужный момент, как назло, не хватает рифм.]
Я попытаюсь не взять у тебя ключи. Ты мои тоже, пожалуйста, не бери.
Эссе
Умножая звезды на фонари,
Он, увы, не ведает, что творит,
Мой смешной придуманный фаворит –
Малышня.
Он играет в шашки на интерес.
Но когда над точкой взойдет тире [!],
Мне придется имя его стереть –
Усложнять
Ни к чему –
Я новое напишу.
Королева-мать и придворный-шут,
Докурив субботнюю анашу,
Лягут спать –
Вопреки традициям – неглиже.
Распустив иллюзии по ЖЖ,
Посчитав барашков/слонов/пажей/
Прочий спам.
Ну, а я [инфанта] допью глясе,
Наконец закончу свое эссе
Про глубокий вдох, про случайный секс –
Ч.т.д.
Улыбнусь, исполнюсь [простой каприз –
Козырная дамка как суперприз],
Отменю спектакли и сентябри
Черте где.
День вчерашний кончится невзначай.
Но себя как воздух не назначай,
Если ты бессонницей был зачат
И крещен.
Мой экспромт без тени черновика.
Значит, небу можно не намекать.
Разбежались клетки. Пуста доска…
Нет. Еще!
Возвращаться
Практически в любом провинциальном городе есть памятник Ленину,
Улица Молодежная, липовая аллея,
Доска объявлений, где уже лет десять не клеили
Девочек, которыми однажды переболели
Не полностью [с осложнениями на сердце и печень],
Таких, как я.
Нихуя,
Мой город особенный. Крыть здесь нечем.
Город детства и растущих из вечности колоколен.
Город странных, в себя загоняющих, тупиков.
Он зовет(?), тянет(?) [почему-то сомневаюсь в глаголе].
Строкой
Я возвращаюсь в осень. Расставив лапищи,
Меня встречает прошлое, наливает портвейн.
Настало время посетить мое маленькое кладбище,
Где могилы идут порожние –
За портретом портрет –
Эшелоном – любимые, единственные, хорошие –
Ноябрьские мальчики.
Охуенные.
Военнопленные.
Военно-не-обязанные умирать,
Вскрывая рельсы, истекая чернилами в углубления,
Остающиеся от острого паркеровского пера
На совести, чистой до умиления.
Наверное, просто пришла пора
Поговорить с Лениным,
Все таким же гранитным, понимающим и родным.
Поговорить о рыцарях моего потерянного поколения.
Поговорить о тех, которых приходилось вычеркивать.
Не чокаясь.
В аварийном режиме
Знаешь, ум – это крест. А для женщины – ноша вдвойне. Неподъемный багаж. Даже горб. Разновидность уродства. Я боялась его. Как боятся высокого роста, выпрямляясь в окопе на каждой последней войне. Я пыталась скрывать. Я безмолвно считала до ста, зажимая слова, чтоб себя ненароком не выдать. Плюс костюмы и грим – от типичных ошибок привита. Первый взгляд констатировал факт: безупречно проста.
Все случилось само – невзначай, невпопад, наугад. Время вышло в окно. Так естественно, так аккуратно. Словно в ночь на январь задохнулись и встали куранты, чтобы кончились сны, не успевшие нас напугать. Время вышло. Тактично. Оставив смелеть тет-а-тет. На седьмом этаже. Перед шансом, рассветом и Богом. Без дороги назад. Предлагая подумать о многом, о сомнительном праве на выбор, которого нет.
Если ум – это крест, то мучительно сходят с креста. Если ум – это трап, то легко дефилируют с трапа. У меня – это трасса, опасная горная трасса. Значит, ей изначально, исходно положен фристайл. Значит, все неспроста. Впрочем, я осознала давно. С самой первой строки /откровенности /встречи /метели. С самой первой весны, равноценно святой и смертельной, а еще безнадежно счастливой и слишком родной. Осознала [тебя], ощутила, открыла – не суть. Невесомы слова, если мир в аварийном режиме. Ум – как горная трасса. Я снова стою на вершине, так цинично жива.
Расскажи, каково там, внизу?
Как всегда
Как всегда, уходишь с работы в восемь,
Надеваешь шкурку и бьешься оземь,
Подчиняясь странной метаморфозе
Типовой легенды для Василис.
Чтоб опять в лягушку из царь-девицы.
Генеральный видел бы – удивился
[Он сторонник принципа "vidi – vici"],
Но пока не ведает – веселись.
Ты шагаешь молча с зонтом и сумкой.
А весна текущая [сука сукой]
То зальет глаза похотливой скукой,
То прижмется жалостливо к ногам.
Беззащитна так же, как беспардонна.
Беспринципна так же, как бесподобна.
И ее попутавший бес, подонок,
Превращает лирику в балаган.
По Арбату прямо, до «Мира Пиццы».
Потому что можно не торопиться.
Потому что хочется утопиться,
Но давно по щиколотку моря.
А потом глотает тебя метро и
Пластилинно давит до первой крови.
Через час натешится, пасть откроет,
Отрыгнет в последствия февраля.
Милый дом встречает горящим светом,