Степень вины

– Ну и что, как вы полагали, из этого могло получиться?

– Я думала, что он не будет использовать кассету. – Мария помедлила. – Но ведь я – журналист. Ренсом говорил мне, что правда важнее врачебной тайны и всяких нежностей, что она нужна и мертвым, и живым.

– И вы согласились с этим?

– Нет. – Она рассматривала сломанный ноготь. – Но разве можно было не встретиться с ним?

– Он объяснил, почему связался именно с вами?

– Да.

– И почему же?

Она почувствовала, что тело ее окаменело.

– Он сказал, что любит смотреть меня по телевизору. И что "предмет" заинтересует меня.

– Он разъяснил, что имеет в виду?

– Нет. – Ее голос снова стал спокойным. – Пока я не пришла к нему.

Монк сел, посматривая на нее поверх магнитофона и потирая ладонью подбородок.

– Что произошло, – наконец спросил он, – когда вы пришли к нему в номер?

Мария смотрела мимо него в стену. Обдумывай каждую мелочь, говорила она себе, каждую фразу.

– Я пришла около одиннадцати тридцати. – Хладнокровие вновь изменило ей. – Он был один. Я думала, у него будет еще кто-нибудь из журналистов. А он был один…

Монк откинулся на спинку стула.

– Вы мне все пытались задавать вопросы, вместо того чтобы самой рассказать со всеми подробностями. Ну что же, потом мы вернемся к некоторым деталям. – Выходя из задумчивости, Мария обнаружила, что опять молча смотрит на магнитофон.

– Может быть, – предложил Монк, – начнете с того, как он выглядел, когда вы пришли.

Мария подняла взгляд на инспектора:

– Он был омерзителен.

– В каком смысле?

– В любом, – выдохнула она. – Чтобы понять это, надо быть женщиной.

Монк улыбнулся одними глазами:

– Постараюсь понять.

Мария опустила взгляд:

– Начну с того, что у него отталкивающая внешность. Он был довольно высоким и держался этаким патрицием – англо-ирландский акцент, манера стоять, как будто позируя портретисту. Но от этого он лишь походил на персонаж из музея восковых фигур. Даже кожа у него казалась холодной. И живот мягкий и белый… – Она прервала себя. – Но это было позже.

Глаза Монка сузились.

– Давайте с начала.

Мария кивнула:

– А началось с того, как он смотрел на меня. Он был ирландского происхождения, глаза у него были водянисто-голубые, и такие, знаете, славянские черты – широкое лицо с поднятыми уголками глаз, наверное, после пластической операции. И даже когда он улыбался, глаза не смеялись. – Она отвернулась. – Я тогда подумала: он похож не на интеллектуала, а на русского генерала во время первомайского парада. У которого дедушка изнасиловал бабушку во время какого-нибудь крестьянского восстания…

Мария заметила, что непроизвольно сжимает запястье. Но закончила довольно спокойно:

– Мне это сразу пришло в голову, я и сесть не успела. Я еще поздравила себя с этим тонким наблюдением.

Монк подождал, давая ей время сосредоточиться.

– Что он сказал, когда вы пришли?

– Что я – красивая женщина. – Монк поднял на нее глаза. – Что телекамера не в состоянии передать всю мою прелесть.

– Что сказали вы?

– Я, конечно, поблагодарила его. – В ее голосе зазвучала ирония. – И перешла к другой теме.

– К какой?

– К его творчеству. О чем еще говорить с писателем, у которого уже приготовлен собственный некролог: "Больше, чем кто-либо иной, он понимал и писал правду своего времени…"?

Инспектор промолчал. Мария знала, что он ждет, что он хочет слышать не эти слова и понимает: она пытается избежать разговора о происшедшем.

– Когда мы разговаривали, – сказала ока, – я обратила внимание на магнитофон.

– Об этом и расскажите.

Мария снова кивнула.

– Он был на кофейном столике. Так?

– Я не поняла, для чего магнитофон, и, когда села, спросила его об этом.

– Вы действительно не знали?

Мария отвела пристальный взгляд от магнитофона.

– Я подумала, что он собирается нас зачем-то записывать.

– И что он сказал?

– Что это кассета с Лаурой Чейз. И сказал, что даст мне уникальную возможность.

– Что он имел в виду?

– Сказал, что хочет, когда выйдет та книга, дать мне интервью первой. – Она вновь помедлила. – Все о Лауре и Джеймсе Кольте.

Монк скрестил руки на груди. Помедлив, спросил:

– Говорил Ренсом, зачем он принес кассету?

– Как приманку. Сказал, что даст мне послушать. – Она задумчиво рассматривала запястье. – Он все время посматривал на магнитофон, как будто тот не давал ему покоя.

– А что вы сказали?

– Ничего. Он объявил, что вначале хочет поговорить о книге. И что мы позволим себе немного шампанского.

– И вы позволили?

– Я не хотела. Но такая была ситуация. Мне трудно было отказаться. Ему так хотелось быть элегантным – без шампанского он не мог! Да, я не возражала, и он распорядился, чтобы посыльный принес шампанского. Мы сидели на диване, разговаривали, и я выпила один бокал.

Брови Монка поползли вверх.

– Но бутылка была пуста, – заметил он.

– Ренсом выпил остальное. – Мария закрыла глаза. – Пока мы слушали запись.

Монк помолчал.

– Вы слушали ее?

– Да. Тогда я и поняла, зачем ему понадобилась. Он хотел поучаствовать в этом. – Она тихо добавила: – Он хотел, чтобы я знала, что Джеймс Кольт делал с Лаурой Чейз.

Инспектор, казалось, затруднялся в поиске нового вопроса. Наконец он просто спросил:

– Что произошло?