Степи нужен новый хозяин

Рык гомотериев победный

Заставит дрогнуть дух врага!

Армада впереди замедлила движение. Потом и вовсе остановилась. Рванули было вперед крылатые разведчики, но тут же вернулись к основному строю. "И вправду, дрогнули", - мелькнула мысль и ушла, никого не застав дома. Копьё в руках вновь обрело твердость, достойную оружия.

И не беда, что зубы скаля,

Кого-то съели не того.

Отдаст приказ нам мама Галя,

Отдаст приказ нам мама Галя.

Мы с честью выполним его!

Отдаст приказ нам мама Галя,

Отдаст приказ нам мама Галя.

Мы перевыполним его!

"Да это же "Пусть я погиб у Ахерона", - сообразил Колька. - Гимн советских археологов. Где они раскопали такое старьё? И когда переделать успели?

Пузик скосил взгляд на Заварзина, недовольно мотнул головой, укоризненно муркнул:

- Чума, не мешай сниться!

Повернул башку назад и вновь присоединился к песне:

Жестокий и неутомимый,

В колючей "Егозе" взращен.

В честь снежных стен родного Рима,

В честь снежных стен родного Рима,

Идет кошачий легион.

В честь снежных стен родного Рима,

В честь снежных стен родного Рима,

Идет кошачий легион.

А впереди творилось что-то невообразимое. Вспугнутыми воробьями уносились орлы. Носороги мчались прочь, прокладывая просеки в рядах бывших союзников. Стадами драпали буйволы. Судорожно разворачивали мамонтов наездники. Медведи ещё пытались держать марку, но было видно, что каждый мечтает задать стрекача, да так, чтобы задние лапы обгоняли передние.

А над всем этим победно гремел "Марш кошачьего легиона"

Все так же весел и беспечен.

И ни фига[1] непобедимим.

Пусть век кошачий быстротечен,

Пусть век кошачий быстротечен,

Но вечен Рим, великий Рим.

Пусть век кошачий быстротечен,

Пусть век кошачий быстротечен,

Но вечен Рим, священный Рим.

"Чего-то не хватает, - понял Колька. - Что-то неправильно".

Он слетел с нар и, как был, в одних трусах, рванулся к складу.

- Здесь, где-то здесь... За ненадобностью во второй ряд убирали... - шептал Заварзин, судорожно роясь на стеллажах. - Ага, вот она! - и Чума бросился к стене.

Именно там его и нашла Оторва, обеспокоенная долгим отсутствием своего "гоу".