Степная радуга

— Ну и лиса! — насмешливо бросил вслед ему хозяин. — Сам сидел на лавке, а хвост держал под лавкой.

Григорию Чапаеву тоже пришла пора прощаться. Он поднялся, надвинул фуражку на лоб и вдруг хватился — нет кожаной сумки. Там хранились наган и важные бумаги. Он ясно помнил, что положил ее на лавку, когда сидел у голландки. Куда же она запропастилась?

— Уж не Заякин ли унес? — предположила Дуняша. — Сунул под пальто, и дело с концом. Долго ли!

Григорий рванулся к двери, чтобы догнать старосту. Архип Назарович придержал его:

— Да и не подходил он к голландке вовсе. Тут безотлучно детишки копошились, разбойников изображали. Не иначе разбойничьих рук дело. — И грозно подозвал к себе вихрастого Степку: — Признавайся, атаман, где сумка? По глазам вижу — ты ее забельшил…

— Не брал я… Вот еще!

— Уши надеру, коли обманываешь!

Степке стало жаль ушей. Он признался, что спрятал сумку под кровать.

— Я думал, что дяденька забудет про сумку, — сознался Степка, — и она нам достанется.

— Тебе-то зачем?

— В сумке наган. Он мне во как нужен! Вдруг разбойники нападут…

Брови отца сурово сдвинулись.

— С разбойниками воевать собрался, а сам, как бандит, человека ограбил… А ну, доставай пропажу!

Степка юркнул под кровать и вынул черную сумку. Гость расстегнул ее, глянул, все ли на месте, и, успокоившись, потрепал Степкины вихры:

— Как же тебе, безоружному, теперь от врагов отбиваться? Плохи твои дела, парень! Придется, видно, при следующей встрече не один, а сразу два нагана прихватить — для себя и для тебя. Чтобы было чем за правое дело драться!

Визит старосты Заякина в дом Калягина не прошел бесследно: Архипа Назаровича земское начальство вызвало в Горяиновку, учинило ему допрос. Главным образом интересовалось личностью заезжего гостя, допытывалось, по какой надобности приезжал к нему большевистский агент. Архип Назарович недоуменно пожимал плечами.

— Перепутали, доложу вам, все на свете. Если с кем и встречался, так это с агентом швейно-машинной компании «Зингер», где, как известно, большевиков не держат. Агент, да не тот!

Когда Архип Назарович возвратился домой, то узнал, что староста решил уволить его с писарской должности и выдворить из села.

Вероятно, так бы оно и случилось. Но тут грянула революция. Временщиков — долой, а Григория Чапаева — военным комиссаром в Балакове. Он-то и рекомендовал красноярского писаря Калягина на должность председателя волостного ревкома.

Побывали сегодня Дуня с Архипом у него в комитете, поглядели, что за должность такая. Не позавидуешь. День-деньской на ногах, пообедать некогда — отбоя нет от посетителей. Беспрестанно дверью хлопают: красноармейцы с винтовками, служащие с папками, жалобщики, просители… Кого только не встретили они в ревкоме! Думали до вечера задержаться у Архипа Назаровича, но в обед пришли ходоки из какого-то села и увезли его с собой на митинг. Пришлось раньше времени попрощаться и двинуться в обратный путь.

— Не забыла, что батя нам наказывал? — вспомнилось вдруг Архипу, когда они, миновав Софьинку, свернули на проселочную дорогу к Большому Красному Яру. — Обследовать кулацкие земли.

— Не сегодня же.

— А зачем откладывать? Время не позднее. Можно и по полям прокатиться. Определим, где новые вехи при межевании ставить. Кем-кем, а вот вехарем быть мне еще не доводилось…

Впереди виден мост через Стерех. Снежные бугры поднялись до самых перил. Два осокоря, как часовые, стоят перед спуском к реке. Прибрежный кустарник вплотную подступает к развилке дорог — одна колея, наезженная, ведет через мост прямиком в село, а другая, едва приметная в снегу, убегает по откосу вдоль Стереха, влево, к Обливной долине, во владения Акима Вечерина.

— Вот туда, пожалуй, и свернем. — Дуня машет рукой в сторону Майорова провала.

— Ну, что ж, пусть будет по-твоему, — соглашается Архип и натягивает вожжи. — Но-но! Пора новую дорожку прокладывать…

Сани катятся под уклон, ныряют в тальниковые заросли. Хрустят ветви под полозьями, цепляются за оглобли, за передок, до лица дотягиваются. Дуня, защищаясь, прикрывает глаза рукавом.

Колея выводит на пригорок. Кусты остаются позади. Архип оглядывается. В кустарнике у моста видна чья-то фигура. Человек добегает до берега, останавливается под осокорем. В руках топор.

«Нашел куда за дровами приехать! — с усмешкой думает Архип. — Осокорь и ветла — не дрова. В печи не горят, шипят, словно змеи…»

Человек, потоптавшись на мосту, двигается к дорожной развилке, поднимается вверх по откосу, туда, где только что прошли сани. И его уже не видно в кустах. Но вот он снова выходит на наезженную дорогу. Глядит им вслед, кричит что-то.

«Чего ему надо? — не может понять Архип. — Должно быть, что-то стряслось с ним, скорее всего — в сугроб провалился, вот теперь и срывает свое зло на нас. Нет бы лыжи из дому прихватить. В такую сугробину разве без лыж можно…»

— Но-н-о, милая! Не дремли! — Архип снова берется за вожжи.