Степная радуга

Архип отвел лошадь под сарай возле мастерской и вместе с дружинниками вышел со двора. Клубы пара поднимались над рабочим строем, словно табачный дым. Под ногами похрустывал снег, схваченный утренним морозцем, и тихая улица, казалось, на что-то жаловалась скрипуче и нудно.

Чем ближе подходили они к Базарной площади, тем чаще стали попадаться подводы с празднично разодетыми мужиками. Разгоряченные хмельной бражкой, они выкрикивали что-то и разухабисто пели. Над окнами некоторых домов алели флаги, а у самого входа на базар во всю ширь ворот было растянуто полотнище: «Даешь свободу и равенство!» На черном заборе белыми заплатами пестрели листовки. На одной из них в конце листа жирными буквами было выведено: «Долой Советы! Большевистских комиссаров — к стенке!»

— Испакостили, мерзавцы, честную улицу. — Шкарбанов резко рванул листок с забора. — Это еще поглядим, кто кого — к стенке…

Базарная площадь шумела. Кричали торговки, бранились пьяные, ржали лошади, визжали поросята. В лоскутных рядах, где на обозрение публики торговцы разложили по прилавкам шелк и ситец, возле булочной, вкусно пахнувшей поджаристыми бубликами, толкались покупатели и досужие зеваки. Калачники с ухмылочкой посматривали на мужиков и баб, совавших им в руки зеленоватые бумажки-керенки достоинством в двадцать и сорок рублей.

— На кой шут сдалась мне твоя бумаженция, — отмахивался булочник. — Грош ей цена, хоть размером и с газету. Пойдешь на двор по нужде — захвати с собой. Там, може, она и сгодится.

— Да где же я других-то денег найду, коли нету их, — разводил руками покупатель.

— На прошлой неделе за керенку давали бублик. А теперь — дырку от бублика.

— Чем же тебе платить-то?

— Кто чем может. Одному даю крендель, а он мне за это — ниток на бредень, другому — калач, а мне взамен — самогонный первач, третьему — хлеба кусок, а он в благодарность — барахла мешок… Коли нет ничего — не сторгуемся, проваливай дальше, в конец обжорного ряда. Там за керенский аршинный лист, глядишь, и выторгуешь щепотку семечек тыквенных. Да и то вряд ли.

Шкарбанов остановился напротив булочника, спросил:

— Значит, керенки ноне не в чести? А ну-ка, дай глянуть на твой дорогой товарец! — Он оттолкнул булочника, сунулся под прилавок. — Э-э, да у тебя вон какие бублики — с изюминкой свинцовой…

Из-под груды баранок и сдобнушек он извлек пять винтовок, запорошенных сахарной пыльцой.

— Странная купля-продажа получается, — щелкнул он затвором одной из винтовок. — Для видимости торг ведешь, а оружие, гад, на взводе держишь!..

Знакомый Архипу дружинник — тот, что задержал его у плотины, — привел из лоскутного ряда бородатого мужика, доложил Шкарбанову:

— Я, Семен Дементьич, контру эту по брюху определил. Стоит, метром по ситцу шаркает, а наклониться не может — брюхо, как у барана, выпирает во все стороны. «Дай, думаю, пощупаю!» Хвать его за полушубок. Пощупал, а там — гранаты. Целая связка. Заарканил его и к вам.

— Гранаты-то где?

— Отдал нашим ребятам. Думаю, понадобятся.

— А мне и одной не оставил?.. Ну, да, надо полагать, оружия этого тут как лягушек на болоте. Будем всех торгашей обыскивать. — И, повернувшись к Архипу, Шкарбанов добавил: — Теперь, надеюсь, понятно, почему купцы, как клушки на яйцах, на товаре сидят и торгуются сверх меры, бешеные цены заламывают? Не желают, гады, со своим добром расставаться, на дыбки встают, когда кто-то к ним под прилавок заглядывает, к мешкам да корзинам притрагивается. Там товарец другого фасона припрятан. Сигнала ждут, чтоб против революции оружие употребить… Вот что, Архип, мы тут калачные ряды обойдем, а ты дуй в тот конец базара, к возам, пошуруй там!

На задворье магазинов табором расположился целый обоз. На санях тюки сена, мешки с пшеницей, фляги в плетенках, кадушки со всякой соленостью. Разноголосый гул висел в воздухе, пропитанном острыми запахами укропа, невыделанной кожи и самогона. Какой-то высокий с хищным, точно клюв, носом человек в шинели расторопно перебегал от одного воза к другому. Перекинется с приезжим торговцем двумя-тремя фразами и дальше спешит. Здесь каждый, видимо, ему знаком. Вот он приблизился к повозке, где на мешке чинно восседал, показывая Архипу массивную спину, мужик в богатой шубе. Горбоносый по-братски обнял его, заулыбался радушно, о чем-то часто-часто заговорил. Архип расслышал несколько фраз:

— К Троицкому собору… И остальных захвати… Разбросаешь там… — И, сунув что-то под мешок, юркий человек скрылся в базарной толкучке.

Архип подошел ближе к повозке, тронул мужика за плечо. Тот обернулся, и Архип увидел бородатое лицо Акима Вечерина.

— Ба, никак, товарищ Поляков?! Вот так встреча! — с притворной радостью воскликнул Вечерин. — Не ожидал Выходит, тоже в торговлю ударился?

— Где уж нам! — усмехнулся Архип. — Базарный ряд ныне не для худого кармана. А ты, Аким Андрияныч, гляжу, изменил своей привычке. Из переднего прилавка на задворки перебрался. Что так?

— Здесь поспокойнее, да и к знакомым торговцам поближе. А спрос на товар везде одинаков.

— С кем это ты только что обнимался?