Степные боги

Петьке нравилось, как он это делает. Ему вообще все нравилось в майоре – как он сидит, как смеется, как хлопает ладонью по столу и как от этого звенят медали и ордена у него на синей гимнастерке.

– А потом? – нетерпеливо спросил он.

– Что потом?

– Ну, потом-то что было? Как убежали с чердака?

– А-а, – снова засмеялся Баландин. – Да никак. Сидели и отстреливались, пока мои «тридцатьчетверки» не подошли. Я думал – конец нам. Но ничего, вовремя подоспели ребята.

Петька представил себя на том чердаке и стрельнул из невидимого «ППШ».

– Ты чего? – удивился майор.

– Та-та-та, – повторил Петька. – Стреляю.

И упал под лавку.

– В коленку ранили, гады, – простонал он оттуда, схватившись за ногу. – Больно. Надо перевязать.

– Кончай придуриваться, – закричала вскочившая на ноги тетка Алена. – Посидеть людям спокойно не даст!

Но Петька уже не мог остановиться. Тетка Алена так удачно встала прямо над ним, что ему неожиданно открылись все ее женские тайны. Под платьем на ней были перехваченные резинкой синие трусы. Огромные, как парашютный купол.

– Вызываю парашютистов! – закричал Петька. – Высылайте десант! Отряд попал во вражеское окружение!

– Вот придурок!

Она попыталась отпихнуть его ногой, но он, как циркуль, оставаясь головой на одном месте, ловко перебросил свое летучее тело по широкой дуге и продолжал пялиться на ее большие трусы.

– Над нами синее небо! Противник атакует превосходящими силами!

Петьке до такой степени было весело заглядывать ей под платье, что он продолжал заниматься этим даже тогда, когда один из танкистов притащил из командирского танка трофейный патефон и тетка Алена стала учить майора Баландина танцевать танго «Утомленное солнце».

Старший лейтенант Одинцов тоже недолго усидел на лавке, и вскоре они уже вдвоем с Петькой катались по траве под ногами едва танцующей пары. Майор где-то над ними рассказывал тетке Алене о том, как его брат во время боев на Халхин-Голе атаковал однажды гигантского степного орла, приняв его силуэт на фоне солнца за японский истребитель, а Петька с Одинцовым продолжали перестреливаться из своих воображаемых автоматов, хохотали как припадочные, подмигивали друг другу, пялились на большие синие трусы и орали дурными голосами:

– Мне немного взгрустнулось,
Без тоски, без печали…

Все были так заняты этими своими делами, что не заметили появления Валеркиной мамки. Она тихо спустилась в овраг со стороны Разгуляевки, прошла мимо танков, остановилась рядом со столом, посмотрела немного на то, как веселятся Петька и старший лейтенант, а потом села на лавку и сложила на коленях руки. Подол платья у нее был сильно испачкан высохшей кровью.

– Ты чего, Настя, порезалась? – испуганно спросила ее Петькина мамка. – Кровь на тебе.

– Это не моя… Валерка у меня умирает, – она замолчала, продолжая глядеть на Петьку, который ужом вертелся под ногами майора Баландина и непутевой Алены. – Горлом пошла кровь… Дай какую-нибудь Петькину рубашку, а то свои он уже все испачкал. Похоронить будет не в чем.

Петька наконец заметил Валеркину мамку и вскочил на ноги.

– Там на станции Митю Михайлова все встречают, – безучастно продолжала она. – И Аленин муж с ним вернулся. Из области даже начальство приехало… Репортеры какие-то из газет…

Глава 13

Хиротаро уже двое суток сидел в карцере и размышлял о жизни. Он думал о том, почему происходит мутация у местных растений и почему русские мальчишки пытаются повесить одного из своих друзей. Он вспоминал мертвое лицо младшего унтер-офицера Марута и жалел, что не успел зарисовать его в свою тетрадь. Он ломал голову над тем, как объяснить русским, что шахту рядом с лагерем надо закрыть и что пленные умирают на ней далеко не случайно. А еще он думал о том, что если бы Масахиро не приехал в сентябре тридцать девятого в район боевых действий, то оба они, скорее всего, были бы сейчас в Нагасаки.

Но Масахиро всегда отличался честолюбием. Поэтому когда в редакции газеты «Тинзеи Ниппо» решали вопрос о том, кто поедет в действующую армию, он заявил, что на Халхин-Голе воюет его брат.

Узнав об этой лжи, Хиротаро на мгновение обрадовался тому, что Масахиро назвал его братом, но в следующую секунду тот с улыбкой добавил: «Не обольщайся. Когда отец умрет, ты все равно ничего не получишь».

Его тяжело ранили на следующий день после приезда. Батальон, в котором Хиротаро служил врачом, получил приказ выдвинуться вперед на левом фланге, занять сопку Ирис-Улийн-Обо и удерживать занятые позиции до подхода основных сил. Большинство офицеров понимали, что сражение на Халхин-Голе уже проиграно и этот приказ выполнить невозможно, поэтому Хиротаро умолял своего друга не принимать участия в ночном рейде. Но Масахиро, разумеется, его не послушал. Ему казалось, что Хиротаро снова хочет занять его место. Он не мог позволить ему вернуться в Нагасаки героем. Отец должен был наконец понять, кто из них его настоящий сын.