Степные империи Евразии: монголы и татары

После долгих обсуждений весной 1527 г. король Сигизмунд решил отпустить хана на восток. Условием освобождения было установление мирных отношений между Польско-Литовским государством и Ногайской Ордой[1125]. Тогдашнему крымскому хану Саадет-Гирею было послано из Кракова объяснение, что освобождение Шейх-Ахмеда «яко брата» состоялось «для частокротъное прозбы сына Шыгахмата царя — царя Шыгаидаря и теж для многих прозбъ князеи нагаиских, которыи хотели его собе государем мети»[1126]. При этом жену и дочь хана королевские власти оставили в Литве.

Добравшись до Волги, Шейх-Ахмед был торжественно встречен татарской и ногайской знатью во главе с астраханским ханом Касимом[1127]. В тюркской исторической традиции это событие представлено так: «Шайх-Ахмад-хан несколько лет был там (в "вилайете Корал". — В.Т.) в плену, затем опять благополучно выбрался [оттуда] и пришел в свой вилайет Хаджи-Тархан»[1128].

Со свитой в триста человек он проследовал дальше на восток, на левобережье, где состоялась церемония интронизации. Как писал он королю, «…как до свое есьми стороны доехал до братьи и до слугъ, до нагаискихъ муръзъ и до князеи, и тежъ до брата своего Касыма царя, и они мя вси вдячъне прыняли и столец мои царскии мне в руки подали и твердою рукою есьмо прысягу межи собою вчынили и содиночылися…»[1129] Показательно, что Касим остался в Хаджи-Тархане при своем ханском звании, но явно переместился на позицию младшего соправителя. В королевском письме Касиму, по дипломатическому протоколу пересказывается содержание послания от него: ты-де «в ерлыке своемъ писал, што отецъ и братъ вашъ старъшыи Шыгахмать… до царъства своего прыехал и у вас царемъ зостал и што есте у своих руках мели, то есте ему подали и царства поступили яко брату своему»[1130].

Так Шейх-Ахмед вновь оказался на престоле. Если задаться вопросом: «На престоле какого ханства?», то определенного ответа не получится. Астраханским ханом оставался Касим, Ногайской Орде хана не полагалось, Большая Орда уже не имела ни территории, ни населения. Видимо, это был просто хан — по праву принадлежности к династии Джучидов. Поэтому при определении его государственной «принадлежности» возникает неопределенность. Саадет-Гирей обвинял Сигизмунда I в намерении выпустить «Шыхахмата царя заводского… ижь бы был царем нагаискимъ»[1131]. Сам король обращался теперь к Шейх-Ахмеду так, как до того адресовался к крымским ханам: «Великое Орды великому цару Шыгахмату, брату нашому»[1132].

Очевидно, на самом деле Шейх-Ахмеду было предназначено состоять при бие Агише. Но судьба отпустила ему слишком короткий срок для вторичного ханствования. О его политических решениях ничего не известно. Разве что однажды он упомянул о каких-то проблемах, связанных с Тюменским юртом на Тереке: «…в Тименскои орде инъшыи князи стали, ино с ними некоторые дела маемъ»[1133]. В схватке с крымцами погиб его покровитель Агиш-бий. А вскоре, в 1527 или 1528 г., закончил свой земной путь и сам Шейх-Ахмед.

* * *

В Дешт-и Кипчаке еще долго жила память о Большой Орде, подогреваемая как воспоминаниями о славных истоках ее истории, так и эпизодическими попытками потомков хана Ахмеда возродить «Престольную державу».

В начале XVI в. Гиреи, хотя и ввели в свой титул формулу «Великой Орды великий хан», но впоследствии, наряду с «Великой Ордой», стали упоминать в титуле и Крым. Следовательно, здесь имела место не только претензия на управление всем Улусом Джучи («Великой Ордой»), но и напоминание о завоевании собственно Большой (resp. Великой) Орды. Эту формулу титула Л. Коллинз приводит в качестве доказательства того, что Большая Орда номинально сохранялась как особый юрт в составе Крымского ханства[1134]. Я склонен согласиться с такой интерпретацией.

При этом замечу, что Большая-Великая Орда формально продолжала считаться в иерархическом отношении, очевидно, более значимой по сравнению с Крымом, который представлял собой всего лишь одну из бывших золотоордынских провинций. Когда в 1525 г. мятежный царевич Ислам-Гирей попытался свергнуть крымского хана Саадет-Гирея, свое мимолетное (как оказалось) воцарение он преподнес в грамоте польскому королю так: «…Вланы и князи и 4 карачеи и вся орда мене… полюбивши, на царстве посадили. Ино тепере со всею ордою и с столцом заволзским, ордобазаром прикочевал есми к Днепру»[1135]. Заволжский (т. е. большеордынский — в обычной польско-литовской интерпретации) престол, таким образом, предстает здесь как обозначение крымской монархии, но в ее наиболее почетной ипостаси; при этом и «орда», и четыре карачи-бека, и «князи» (т. е. прочие беки-участники коронации) принадлежали в действительности только к Крымскому юрту, а не к «виртуальной» Большой Орде.