Степные империи Евразии: монголы и татары

Обращение к ногаям было естественным. Правое крыло их Орды ныне занимало территорию за Волгой, которой когда-то владела Большая (изначально «Заволжская») Орда. Формально Ногайская Орда, или Мангытский юрт, не являлась государственным образованием. Ее предводители управляли множеством своих кочевых подданных в ранге беклербеков (биев, улу биев), назначенных ханом. Т. е. для легитимного существования ногайского объединения племен следовало иметь во главе его какого-нибудь династа-Джучида. Ясно, что реального вмешательства такого монарха в свою политику бии не допускали.

Из письма Александра Ягеллона ливонскому магистру 1503 г. выясняется, что именно такая участь ожидала теперь Шейх-Ахмеда. Тот, по словам короля, «втекъ до братии свое к Хазтарокани и с ними, с полем, злучывъшысе, втекли ся ку княжатамъ наганским, и тыи княжата со всею оръдою Нагаискою взяли к собе паномъ (т. е. государем. — В.Т.)»[1107]. Но свергнутый хан вовсе не собирался прозябать в Заволжье в положении бессловесной царственной марионетки, освящавшей всевластие ногайского бия. Его мысли были обращены на реванш — восстановление Тахт эли и возмездие крымцам. Однако и у ногайских вождей, и у астраханцев имелись собственные политические планы, в которых не значилось восстановление Большой Орды. Из степи поступали противоречивые сведения. То выяснялось, что «Ши-Ахмат содиначился с своею братьею и с дядею с своим со царем с Аблекеримом, да и с Наган; а хочет идти на Менли-Гирея». То через короткое время доносилось известие о том, что, наоборот, Шейх-Ахмед «с свою братьею еще не содиначился». Абд ал-Керим приглашал кузена на переговоры, но тот отказывался, сказавшись больным. Вместе с вернувшимся к нему беклербеком Таваккулом Шейх-Ахмед перебрался на правый берег Волги, «а улусы его… стоят у Волги в крепости, а заблюлся… Нагай». Тут же сообщалось, что он направил посла в Стамбул[1108].

Антикрымской коалиции на востоке явно не получалось. Никто не хотел начинать войну за возвращение Шейх-Ахмеду престола. К тому же обстановка в Ногайской Орде не благоприятствовала такой кампании. Среди высших мангытских мирз разгорались разногласия, начиналась борьба за власть. Престарелый глава Орды бий Ямгурчи с трудом сдерживал амбиции многочисленных родичей, разделившихся на враждующие группировки. Кроме того, с востока Орде угрожал казахский хан Касим. Несколько мирз, рассорившись с Ямгурчи и опасаясь казахов, переправились на западную сторону Волги и с немногими улусниками обосновались в районе р. Медведицы вместе с Шейх-Ахмедом. Сам хан жил при ставке высокородного мирзы Алчагира. Как отмечали составители посольского наказа в Москве в июне 1504 г., «а на Менли-Гирея ему не идти: не с кем ему идти»[1109]. Не удалось наладить союз и с астраханской ветвью династии. Не договорившись о совместных действиях, Шейх-Ахмед безуспешно попытался захватить Хаджи-Тархан при помощи ногайской конницы[1110]. После этого его двоюродный брат Абд ал-Керим и слышать не хотел о каких-то совместных действиях.

В этих условиях Шейх-Ахмед решил воззвать о поддержке к османскому падишаху и московскому великому князю. С чем хан обращался к султану, точно неизвестно, а Ивана III он просил «достать» ему Астрахань. Московский государь воевать за Нижневолжский юрт не хотел, но приглашал хана поселиться на Руси[1111]. Не добившись успеха в переговорах с Москвой и разочаровавшись в своих ногайских соратниках, Шейх-Ахмед снялся с места и двинулся к западной оконечности Дешт-Кипчака — к османским владениям в Подунавье, рассчитывая найти приют там. В конце концов он оказался в Польско-Литовском государстве на положении почетного пленника.

Этот этап скитаний хана, его переговоры с соседними правителями, обстоятельства прибытия в Литву и проживания там подробно изложены в статье И.В. Зайцева[1112]. Поэтому мы ограничимся лишь самыми общими сведениями, обратив внимание на проблему возвращения Шейх-Ахмеда в Дешт-и Кипчак. На протяжении многих лет этот вопрос поднимался в переговорах и дипломатической переписке польско-литовских властей с крымцами и ногаями.

Пребывание Шейх-Ахмеда в Польско-Литовском государстве превратилось в постоянную головную боль для Менгли-Гирея. «Наш старый притеснитель и кровный враг, хан престольного владения Шейх-Ахмед-хан удерживается королем [Польши], — писал он султану Сулейману Кануни. — Если они [поляки] увидят с нашей стороны проявления враждебности, они его освободят, и порядок в стране будет нарушен»[1113]. В 1506 г. крымскому послу дали убедиться, что Шейх-Ахмед, его брат Хаджике, племянник Халилек, их беки и слуги размещены «по особным городом»[1114]. На протяжении двенадцати лет Менгли-Гирей направлял в Вильну и Краков просьбы не выпускать пленников на волю или выдать их ему, а еще лучше — предать смерти[1115].