Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана

Греко-скифские вазы из Куль-Обы и Воронежа оставили нам яркие портреты этих скифов. Бородатые и, как их родственники саки на барельефах Персеполя, в остроконечных колпаках, защищающих уши от страшного степного ветра, они, как и саки, одеты в просторные одежды, рубашку и широкие штаны, как у их кузенов – мидян и персов. Лошадь – восхитительная степная лошадь, изображенная на серебряном сосуде из Чертомлыкского кургана, – их неразлучный спутник, так же как лук их излюбленное оружие. Эти конные лучники «не имеют городов», если не считать «передвижные города», я хочу сказать – вереницы повозок, сопровождающие их в перемещениях точно так же, как в тех же русских степях вереницы повозок будут сопровождать войско монголов Чингизидов девятнадцать веков спустя, в XIII в., в эпоху Плано Карпини и Рубрука. На этих повозках они перевозили своих женщин и свои богатства: изделия из золота, доспехи и снаряжение, а также, очевидно, ковры и все те вещи, потребность в которых породит «скифское искусство» и определит форму и общее направление этого искусства, как мы скоро увидим. Такими эти хозяева русских степи останутся с VII по III в. до н. э.

Хотя скифов, как полагают современные лингвисты, следует отнести к ираноязычным народам – индоевропейская семья, индоиранская или арийская группа, их образ жизни, как мы убедились, был практически таким же, как у гуннских племен тюрко-монгольской расы, которая, примерно в то же самое время, начала приходить в движение на другом краю степи, на границах с Китаем. Действительно, условия кочевой жизни в Северном Причерноморье или Прикаспии и в Монголии в принципе аналогичны, хотя в последнем регионе намного более суровы. Так что не стоит удивляться, если, абстрагировавшись от физического типа или данных лингвистики, скифы, какими их описывают греческие историки или которых мы видим на греко-скифских вазах, напоминают нам уровнем развития своей культуры и общими условиями существования хунну, тукю и монголов, описанных и зарисованных китайскими летописцами или художниками. Между этими двумя группами мы находим некоторое количество общих обычаев, либо потому, что одинаковый образ жизни диктовал скифам и гуннам одни и те же решения (например, как скифские, так и гуннские конные лучники носили штаны и сапоги в отличие от платьев жителей Средиземноморья или Древнего Китая и, очевидно, даже использовали стремена[10]), либо географические контакты находившихся на одной стадии культурного развития скифских и гуннских племен привели к появлению сходных ритуалов (например, погребальных жертвоприношений, практиковавшихся до весьма поздних времен как у скифов, так и у тюрко-монголов), тогда как в Передней Азии и Китае они исчезли со времен погребений Ура и Ан-яня.

Итак, между 750–700 гг. до н. э. скифы (точнее, часть скифско-сакских народов, поскольку большая часть саков осталась в предгорьях Тянь-Шаня, в районе Ферганы и Кашгарии) переместились из района Тургая и реки Урал в Южную Россию, вытеснив киммерийцев. Похоже, некоторым киммерийцам удалось бежать в Венгрию – страну, очевидно уже населенную племенами, близкими к фракийцам; не эти ли беженцы закопали «клады» в Михаени близ Силадьи и в Фокору близ Хевеша, а также в Михалкова в Галиции. Остальные киммерийцы через Фракию (по мнению Страбона) или через Колхиду (по Геродоту) бежали в Малую Азию, где мы видим их скитающимися по Фригии (ок. 720 до н. э.), потом по Каппадокии и Киликии (ок. 650 до н. э.) и, наконец, по Понту. Часть скифов бросилась за ними в погоню (в 720–700 гг.), но, говорит нам Геродот, они заблудились, перешли Кавказ через Дербент и столкнулись с Ассирийской империей, на которую их царь Ишпахай напал, впрочем, без успеха (ок. 678 до н. э.). Другой скифский царек, Партатуа, более информированный, сблизился с Ассирией, поскольку у ассирийцев были те же враги, что и у него, – киммерийцы, угрожавшие их границам со стороны Киликии и Каппадокии. Скифское войско, действуя в согласии с ассирийцами, направилось к Понту раздавить последних оставшихся киммерийцев (в 638 г.). Десять лет спустя сын Партатуа, которого, по свидетельству Геродота, звали Мадий, пришел на призыв Ассирии, оккупированной мидянами, сам вторгся в Мидию, которую покорил (ок. 628 до н. э.); но мидяне очень скоро восстали; их царь Киаксар перебил скифских вождей, и остатки скифов отступили через Кавказ в Южную Россию. Это всего лишь несколько наиболее значительных эпизодов нашествий скифов, которые на протяжении почти семидесяти лет наводили ужас на Переднюю Азию. Все это время великие индоевропейские варвары были грозой Древнего мира. Их конница осуществляла грабительские набеги по своему усмотрению от Каппадокии до Мидии, от Кавказа до Сирии. Это масштабное движение народов, эхо которого докатилось до пророков Израиля, представляет собой первое зафиксированное историей нашествие кочевников из северной степи в самое сердце древних цивилизации юга, движение, которое, как мы увидим, повторялось в течение приблизительно двадцати веков.