Однако завоевания и создание империи Чингисхана были делом рук лишь восточных монголов – жителей Онона, Керулена и Орхона. Западные монголы, ойраты, или калмыки, участвовавшие в Чингисхановой эпопее в качестве присоединившихся союзников, сыграли в ней роль второго плана. И вот на следующий день после беспрецедентной потери лица, каковой стало для потомков Чингисхана их изгнание из Китая, западные монголы захотели вырвать из ослабших рук восточных племен степную империю и, подобно Чингисхану, предпринять завоевание Китая. Отметим, что им это почти удалось, поскольку в 1449 г. они захватили в плен китайского императора, но, поскольку они не сумели взять Пекин, их успех не имел продолжения, и менее чем полвека спустя первая ойратская империя рухнула, а в Восточной Монголии стала возможной любопытная чингизидская реставрация с Даянханом и его внуком Алтан-ханом. В тот момент эта реставрация произвела сильное впечатление. Китайцы могли подумать, что вернулись времена Чингисхана. Но Даян был не Завоевателем Вселенной, так же как Алтан не был Хубилаем. Масштаб этой чингизидской реставрации не перешел Кобдо на северо-западе и Великой стены на юго-востоке. Потом этот последний всплеск активности обратился на духовные цели, в рвение тотального обращения всех монголов в тибетскую Желтую веру, и монгольский подъем заснул под шепот ламаистских молитв. Маньчжурский Китай без труда приручил этих ударившихся в набожность воинов.
Главная роль вновь перешла к западным монголам, ставшим еще более воинственными в суровых степях Великого Алтая. С начала XVII в. ими овладевает мощное стремление к экспансии. Торгуты, идя по стопам Бату и Золотой Орды, обустраиваются на Нижней Волге, возле Астрахани, в Южной России. Хошуты обосновываются на Кукуноре и господствуют на Тибете вплоть до Лхасы. Чоросы, или собственно джунгары, хозяйничают от границ русской Сибири до границ Бухарского ханства, с одной стороны, и до Китая – с другой, от Кобдо до Ташкента, от Кобдо до Керулена. Их «столицы», Кобдо и Кульджа, казалось, предназначены заменить Каракорум, который они, кстати – примета времени, – разграбили, не пощадив чингизидские святыни. Сначала политическими методами при первом Галдане, затем оружием при Цэван Рабдане и Цэрэн Дондубе, они владычествуют в Лхасе; духовная сила ламаистской церкви служит им, так же как в Кашгаре и Яркенде мусульманское духовенство, ходжи, являются лишь представителями их власти. В течение более чем одного века они являются подлинными властителями Центральной Азии. Их вожди хунтайджи Батур, Галдан, Цэван Рабдан, Галдан Цэрэн предстают перед нами политиками, обладающими значительными ресурсами, с дерзкими масштабными планами, упорными воинами, умеющими превосходно использовать вездесущность их конных лучников – того самого рода войск, который принес победы Чингисхану. Они тоже едва не победили. Но чего же им не хватило для победы? Они не появились несколькими годами раньше, прежде чем маньчжурская власть дала старому Китаю новый каркас. Китай последних представителей династии Мин пришел в такой упадок, что кто угодно – монгол, японец или маньчжур – мог овладеть им. Но с того момента, как на трон Сынов Неба села маньчжурская династия, Китай получил от нее полтора века новой жизни. Первые маньчжурские императоры, умные, активные, еще свободные от тысячелетних предрассудков, предприняли серьезные усилия для модернизации страны; это показали артиллерийские орудия, изготовленные для них отцами-иезуитами. Галдан и Цэван Рабдан, эти соратники Чингисхана, перенесшиеся в эпоху Людовика XIV, наткнулись на маньчжурские пушки в Восточной Гоби и на русские ружья на Енисее. XIII в. столкнулся с XVIII. Игра была неравной. Последняя монгольская империя рухнула на взлете, поскольку была не чем иным, как историческим анахронизмом.
Аннексия Кашгарии маньчжурской империей