Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана

И вдруг все рухнуло, а виновником стал все тот же Гао Сянь-чжи, который завел китайские войска в такие далекие края.

Конец владычества Танов в Центральной Азии (751)

Тюркский царь, или тудун, Ташкента, называемый на китайском Цзю-би-шэ, неоднократно приносил присягу на верность Китаю (743, 747, 749). Однако в 750 г. Гао Сяньчжи, в то время «протектор», то есть губернатор или имперский комиссар Кучи, упрекнул его в том, что тот не выполняет свой долг по охране приграничных областей. Гао Сяньчжи отправился в Ташкент, отрубил тудуну голову и завладел его сокровищами. Этот акт насилия спровоцировал восстание на западе. Сын погибшего обратился за помощью к тюркам-карлукам, жившим в Табаргатае и на Урунгу, от западной оконечности озера Балхаш до Иртыша, а также к арабским гарнизонам Согдианы. Арабский военачальник Зияд ибн Салих, который как раз только что подавил последнее восстание в Бухаре, выступил с юга, тогда как карлуки ударили с севера. В июле 751 г. Гао Сяньчжи был полностью разгромлен силами этой коалиции в битве на берегах Таласа, неподалеку от современного Аулие-Ата. Традиционно считается, что Зияд ибн Салих пригнал в Самарканд несколько тысяч китайских пленных. Как заметил Бартольд, этот исторический день решил судьбы Средней Азии. Вместо того чтобы стать китайской, к чему ее подводил весь ход событий, она скоро станет мусульманской. Что же касается карлуков, после этой битвы они расширили свои владения предположительно на весь Илийский край на юг от Балхаша и на север от Иссык-Куля. Древние царские резиденции западных тукю перешли под их власть, и их вождь принял титул ябгу, очевидно удовлетворившись им, чтобы не раздражать кагана уйгуров.

Возможно, китайцы еще могли бы исправить последствия таласской катастрофы, но они стали необратимыми из-за начавшихся мятежей, внутренних раздоров и переворотов, ознаменовавших в Китае окончание царствования Сюань-цзуна. Охваченный восьмилетней гражданской вой ной (755–763) Китай разом потерял свои центральноазиатские владения.

Тюркская империя уйгуров

Мятеж, едва не свергнувший династию Тан, возглавил кондотьер-кидань, то есть монгол, на китайской службе, по имени Ань Лушань. Этот авантюрист последовательно захватил обе китайские столицы: Лоян (755) и Чанъан, тогда как император Сюань-цзун бежал в Сычуань. Сын Сюань-цзуна, император Су-дзун (756-62), попытался отвоевать свои владения. Он обратился за помощью к тюркам-уйгурам, в то время владыкам Монголии[73].

Мы уже знаем, что в 744 г. тюрки-уйгуры сменили в Монголии восточных тукю. Уйгурский каган, называемый китайцами Мояньчо, или Ко-ло каган (745–759), откликнулся на просьбу императора Су-дзуна. В благодарность ему отдали в жены китайскую принцессу. Уйгурское войско, пришедшее из Монголии, стало действовать совместно с императорскими войсками и серьезно помогло им в возвращении захваченного мятежниками города Лоян (757). Император Су-дзун осыпал уйгурских вождей благодарностями и титулами и, перед их отъездом на родину, пообещал ежегодный подарок в 20 000 штук шелка. Но гражданская война в Китае не закончилась. Трону династии Тан угрожали новые мятежники. Преемник Мояньчо, новый уйгурский каган, называемый по-китайски Ден-ли Моу-ю (759–780), обманутый посланцами мятежников, поначалу решил воспользоваться трудностями Танов[74]. Он даже выступил с войском в поход на Китай с намерением действовать заодно с мятежниками, но в пути один ловкий китайский дипломат убедил его переменить решение, и он вновь стал союзником империи, отбил для нее у мятежников Лоян (20 ноября 762 г.). Впрочем, он добросовестно разграбил город. Хотя он, несомненно, спас династию Тан, но оставался несколько стеснительным покровителем и весьма опасным союзником. Наконец, в марте 763 г. он возвратился в Монголию.

Продолжительное пребывание уйгурского кагана в Лояне имело важные последствия в духовной жизни. Он познакомился там с манихейскими миссионерами, очевидно согдийского происхождения, которых увез с собой в Монголию и которые обратили его в манихейство. Эта древняя персидская религия, рожденная из странного маздеитско-христианского синкретизма, преследовавшаяся арабами в Ираке и Иране, воспользовалась неожиданным подарком судьбы: обратить в свою веру уйгурскую империю, находившуюся в тот момент в зените своего могущества, властительницу Монголии, союзницу Китая. Манихейство даже стало государственной религией уйгуров. Тот же самый каган, что правил в 759–780 гг., назван в Карабалгасунской надписи «эманацией Мани», zahag i Manî. Высокопоставленный манихейский священник, му-чэ (китайская транскрипция титула можак на согдийском и може на пехлеви), поселился в стране уйгуров в качестве главы новой государственной церкви. Скоро манихейское духовенство приобрело большое политическое влияние. Китайский текст того периода говорит нам, что «уйгуры всегда обсуждают с манихеями государственные дела».