Степные волки

Мадам Эра, совершенно голая, была привязана к кровати проволокой, и у неё во лбу находился вколоченный почти по самую шляпку длинный металлический гвоздь. Да уж, позабавились здесь не слабо, от души кто-то на ней отыгрался. А в душе появилось двойственное чувство. По-человечески её жаль. Но с другой стороны, подпирало сожаление, что это не я вколотил в голову мадам гвоздь. Да что там гвоздь. Кары и пытки, которым мы мечтали её подвергнуть, были более изобретательны, чем всё, что с ней сотворили перед смертью. Сплюнув на заляпанное кровью лицо мадам Эрмины Хайлер, я вернулся к пленнику.

На полу был расстелен плащ, и мои друзья что-то увлечённо перебирали. Посмотрел, там было оружие наёмников, четыре меча и четыре ножа, точно такие же дромские клинки, как и мой, один в один.

– Видал? – кивнул Курбат на оружие.

– Угу, – отозвался я.

– Нож как у тебя, – подметил горбун.

– Теперь и у вас такие же будут, – ответил я и подошёл к пленнику, среднего роста русоволосому парню, который делал вид, что до сих пор не очнулся. – Что-то долго он в себя не приходит. Звенислав, подтяни поближе жаровню.

Наёмник тут же открыл глаза. Видимо, он понимал местное наречие, сволочь, и прошипел как змея:

– Обманула, значит, тварь потасканная. Не всех ублюдков гвардейских кончили. Не всех. Ну ничего. До вас ещё доберутся. Тархан Менахем бен-Нисси по слову мелеха Каима пришлёт к вам смерть, и будет она мучительной. Вы не волки, вы ублюдство природное. И семя ваше мы выжигали, выжигаем и выжигать будем.

Последние слова наёмник выдыхал с какой-то особенной злобой, можно сказать, с неистовством. А мы молчали, слушали его и как на это реагировать, не знали.

«А-а-а, пропади оно всё пропадом!» Я взял железный вертел и сунул его в самую середину углей на жаровне.

Пленник покосился на меня и стал кричать:

– Меня не сломить пытками! Моя душа там, в великой степи, со своими родными! И пусть я сам дром по крови, но я искупаю это несовершенство, служа Ятгве! Слушайте меня! У вас ещё есть шанс выжить! Так придите в Ориссу и, встав на колени перед дворцом благословенного мелеха Каима, покайтесь и отдайтесь в его руки! Скорей всего, вас приговорят к смерти на жертвенном алтаре! Но души ваши будут спасены! Покайтесь!

Он прервался, и я спросил:

– Кто ты?

– Вам не надо знать моего имени. – Он плюнул в меня, но промазал.

– Тогда выбирай, – кивнул я на жаровню, – или ты отвечаешь на наши вопросы, или пытка.

– Не боюсь я ваших пыток, ибо попаду в рай, а вы сгорите в геенне огненной!

– Как знаешь. Звенислав, Курбат, стаскивайте с него штаны.

– Что вы делаете?! – прокричал он в полной панике, когда парни начали ножами срезать с него одежду, а я взял в руки раскалённый докрасна вертел.

– Знаешь, куда я его тебе сейчас засуну? Догадываешься?

– Нет! – в истерике заорал дурным голосом наёмник. – Только не это!

– Говорить будешь?

– Всё скажу. – Он торопливо закивал.

– Смотри, – вертел вернулся обратно в жаровню, – если только заподозрим, что юлишь, не пощадим.

– Всё скажу, ничего не утаю.

– Кто ты?

– Десятник особого отряда тархана Менахема бен-Нисси.

– Какова ваша задача?

– Поступили сведения, что старый герцог Штангордский имел предсмертное видение, где ему было сказано, что держава рахов может пасть, если дети дромских гвардейцев, выжившие после бойни в Ориссе, нападут на неё. Нам было приказано под прикрытием мятежа дворян уничтожить приют и проследить за тем, чтобы никто не выжил. Прибыли сегодня утром двумя отрядами. Должны были работать через три дня, но мятеж по какой-то причине начался раньше.

– Мадам Эра, которую вы убили, – я махнул в сторону спальни, – чем занималась?

– Тархан Менахем знал её адрес, и когда мы атаковали приют, её привлекли для подсчёта трупов.

– Что она сказала?

– Сказала, что в куче не разберёт, но вроде все.

– Почему ей гвоздь в голову забили?

– Это опознавательный знак нашего отряда. Мы бы и в приюте так сделали, но Менахем бен-Нисси запретил.

– Как тебя зовут?

Десятник замялся и уточнил:

– По-дромски или по-рахски?

– Как тебя родители называли, сволочь?! – выкрикнул я.

– Вукомир Горыня, – потупился он.

– А у рахов как?

– Мэндэл Тупица.

– Как ты стал служить рахам?

– Голодно, бескормица, и надо своих родных кормить. Сборщик налогов забрал всё, а тут набор объявили, восстание в верховьях Атиля давить. Вот и пошёл. А там кровью повязали, когда деревни и лесные схроны жгли, и дороги назад не стало. – Он взвился, попытался подскочить, но верёвки мы вязали хорошо, добротно, и он упал. – Да что вы знаете?! Видел я мельком, как вы в приюте жили и чем вас кормили! Вы здесь под защитой чужеземцев жируете, а мы там подыхаем! Иной год вся степь в почерневших трупах! Раньше нас много было, а теперь всё, кончились дромы! Одни холопы рахские и рабы остались!

Курбат закатил ему для успокоения пощечину, и наёмник, мотнув головой, примолк. А я продолжил задавать вопросы:

– Где сейчас ваш отряд?

– Уже за городом, в степь возвращается. Вам их не догнать.

– Второй отряд где?