Стерегущие золото грифы

Луна уже похвалялась сытыми, круглыми боками, когда горы стали такими высокими, каких Темир прежде не видал. Окружающий путников лес редел и приближался к своей верхней границе. Тропа извилисто шла все ввысь и ввысь и настолько сузилась, что всадникам пришлось пустить коней по одному. Медленно, вереницей, один за другим взбирались они на перевал, и Темир закрывал глаза всякий раз, когда из-под копыта одного из животных отлетал камень и срывался в зияющую справа бездну, рождая волны громкого эха. Далеко внизу Темиру удавалось различить верхушки кедров и плутающую между ними ленивую реку, укрытую рваными клочьями тумана.

Привалы стали временно невозможными, потому ехали и ночью без сна. На перевале уже лежал снег, и Темир стянул тесемки на рукавах шубы, пряча руки. Ему удалось выглянуть из-за спины Зайсана и разглядеть впереди, в голубом мареве, снежные шапки далеких гор. Это величественное зрелище наполнило его сердце восторгом и благоговением, и мальчик поклялся себе в этот миг полюбить Укок и его жителей.

Иногда тропа круто забирала в сторону, и Темир диву давался – настолько спокойны были всадники. Да и лошади шли уверенно, почти не спотыкаясь. Сколько раз они уже проходили здесь?

Мысли несли мальчика все дальше и дальше, когда он понял, что задремал. Темир вздрогнул и крепче вцепился в мех шубы Зайсана.

– Чего ты? – слегка обернулся тот, впервые заговорив с Темиром.

Темир увидел дружелюбную улыбку на загорелом лице.

– Уснул. Испугался, что упаду, – тихо ответил он, прочистив отвыкшее от разговоров горло.

– Ниже земли не упадешь, а упадешь – так встанешь, – пожал плечами Зайсан.

Тут Темир наконец заметил, что дорога идет уже не над пропастью, да и дороги-то никакой нет. Перед ними лежала степь, покрытая высокой сухой желто-бурой травой. Дул пронизывающий ветер, набрасывающийся, казалось, сразу со всех сторон. Трава шелестела и склонялась до земли, словно приветствуя хозяина гор. Да, это ветер господствовал тут, выдувая почти весь снег с бескрайней равнины, оставляя на зиму пищу стадам и табунам.

Темир никогда не видел такой обширной, ровной, как блюдо, земли. Как и раньше, он приметил на горизонте массивные матово-белые вершины и неуверенно, загибая пальцы, сосчитал их – пять.

Мальчик нетерпеливо заерзал на спине лошади, предвкушая конец перехода. Впереди изгибалась молочного цвета река, по берегам которой рассыпались какие-то постройки, будто проходивший мимо Адыган обронил из поясного мешочка конопляные зерна. Наверное, там и обитают эти суровые всадники.

– Укок, – коротко сказал Зайсан, как бы отвечая на немой вопрос Темира.

***

Народ высыпал из деревянных зимников, не имевших ни единого украшения или знака отличия. Люди радостно встречали своих вернувшихся братьев. Мальчишки, босоногие несмотря на холод, визжали и путались под ногами лошадей. Всадники смеялись и легонько, в шутку, охаживали ребятню плетками. Лай собак, человеческие голоса и запах дыма совсем согрели сердце Темира – здесь будет почти как дома.

Зайсан спешился и стянул мальчика с коня. Темир покачнулся на затекших ногах и неуверенно посмотрел на Зайсана снизу вверх. Тот показал рукой на один из аилов и подтолкнул мальчика в ту сторону. У входа в аил стояла, подбоченившись, ужасного вида старуха в черной шубе до пят. Видневшаяся из распахнутой шубы одежда была украшена порезанными на ленты цветными лоскутами, а на груди болтались бусы из нанизанных на нитку то ли камней, то ли костей. Темир не разобрал – так все поплыло у него перед глазами. Волосы старухи, седые и нечесаные, были распущены сзади, а по обе стороны от лица убраны в две тонкие косы, завершающиеся бронзовыми бубенцами. В руке она держала курительную трубку.

«Пельбегень¹²», – подумал Темир, и его губы задрожали. Он быстро оглянулся, ища помощи у Зайсана, но тот уже отошел далеко, и на его шее висели две девочки – должно быть, дочери. Темир снова посмотрел на старуху: высокое угловатое тело, косматые седые брови, глаза непонятного оттенка, темный цвет лица и большой нос. Мальчик был уверен: открой она рот – это окажется зияющая беззубая дыра. Неужели отец отдал его на съедение? Беды ли какие грозят их народу, что понадобилась помощь Шаманки-людоедки? А в уплату – царское дитя, как полагается во всех сказках? Неужели это и есть отцова сестра?

Каково же было изумление Темира, когда жуткое лицо озарилось материнской улыбкой. Губы женщины раздвинулись, обнажив два ряда превосходных зубов.

– Иди, не съем! – весело крикнула она, и Темир наконец сдвинулся с места.

Женщина приоткрыла полог и втолкнула его в пятистенный зимник. В очаге тлели угли, и, когда глаза Темира привыкли к темноте, он увидел скромное жилище Старой Шаманки. Три шкуры, брошенные на пол у дальней стены. На каждой – по войлочному одеялу и по набитой сухой травой подушке. Возле правой стены – горшки, котелки и каменное блюдо на коротких ножках. Вот и все нехитрое убранство дома, где предстояло поселиться Темиру, привыкшему к войлочным коврам с ярким орнаментом и занавесям, отделявшим спальное место каждого члена семьи.