Стерегущие золото грифы

Эркеле проплакала всю ночь. Ойгор не знал, что так потрясло ее: жестокость здешних людей или сама картина смерти. Утром он попытался объяснить ей, что вынужден ненадолго уйти – добыть то, что можно приготовить. Эркеле поняла и вцепилась в его руку, отчаянно мотая головой. Ойгор вздохнул и остался.

– Понимаешь, я не могу сидеть здесь с тобой, – говорил он. – Мне нужно охотиться, иначе у нас не будет еды. Еды, понимаешь?

Эркеле кивнула и погладила себя по животу: еще как понимает. Ойгор насыпал ей в подол горсть кедровых орехов, на которые Эркеле непонимающе уставилась. Ойгор показал, как лущить их, но она выглядела не очень счастливой, несмотря на то что ядра были крупными и сладкими.

Словно Меш Ээзи посочувствовал их горю и послал помощь: в аил вошел старик, неся на деревянном блюде полтушки вареного зайца.

– Что ты? – удивился Ойгор, ведь здесь каждый был сам за себя.

– Это деве, не тебе, – отвечал старик. – Я, конечно, преувеличил давеча насчет Меш Ээзи, но Тайга родила ее. Точно тебе говорю. А мы голодом девочку морим. Пусть поест сейчас, а дальше – твоя забота. Или пусть уходит.

– Спасибо, – сказал Ойгор, умирая от стыда.

Только на это он и годился – принимать подаяния. Боль в ногах со вчерашнего дня так и не утихла, поэтому он был даже рад, что не надо ехать на промысел. После ухода старого охотника Ойгор поставил блюдо на колени Эркеле, а сам улегся на постель, укутав ноги маральей шкурой, – так боль хоть немного ослабевала.

– Еда, – пробормотала Эркеле.

– Мясо, – объяснил Ойгор. – Заяц.

Она с наслаждением вцепилась крепкими зубами в тушку, тут же рукой выламывая и выкручивая заячью ножку. Бульон потек по подбородку. Ойгор почувствовал, как свело желудок от голода, и уставился в отверстие в своде аила. Вдруг он услышал шорох рядом с собой. Эркеле тронула его за руку, и он повернулся. Эркеле протягивала блюдо с остатками пищи, основную часть которой она прикончила пугающе быстро.

– Еда.

– Нет, это твое. Ешь. – Ойгор покачал головой, и тут в животе у него громко заурчало.

Эркеле улыбнулась и поставила блюдо рядом с ложем, а сама с кротким видом уселась в ногах Ойгора. Он поразмыслил над тем, стоит ли гнушаться объедками, уже приняв подаяние от дряхлого старика, но все-таки взял еду и обглодал косточки догола. Кажется, последние крупицы его гордости сегодня безвозвратно погибли.

– Нравится мясо? Вкусно? – спросил он у Эркеле, но она лишь улыбалась. – Что же ты ела в Тайге? Нет, не может быть, чтобы ты жила в лесу. Где твои родные? Кто-то знакомый? Я тебя к ним отведу.

– Не понимаю, – только и сказала она.

Ойгор твердо решил научить Эркеле их языку, а потом узнать, кто она и откуда. Даже если он на лето возьмет ее с собой в большой стан, что Эркеле будет делать, когда настанет пора ему вновь вернуться в Тайгу?

Эркеле заинтересованно глядела на рисунок у него на плече. Потом придвинулась и потрогала изображение пальцами.

– Это марал. Видела таких в Тайге? Смотри, какие рога.

Он взял ее палец и провел по ветвистым рогам животного, откинутым на перекрученную спину.

– Видишь, его передние ноги еще стоят на земле, а задние уже повернуты вверх, к небесным пастбищам, куда после смерти устремляется его дух. Это должна быть моя охотничья удача. Не работает, если честно…

От пальцев Эркеле по его телу разливалось тепло, и Ойгор впервые задумался: а как он собрался ночевать в одних стенах с женщиной?

Она задумалась, закусив губу.

– Мужчина, – сказала она, показав на дверной проем и обведя жестом свои руки и грудь.

– Кто? Охотник? – догадался Ойгор. – Да, он весь изукрашен. Народ, к которому ты принадлежишь, не делает таких рисунков? На тебе нет ни одного.

Эркеле ответила беспомощным взглядом. Ей наверняка тоже очень хотелось понимать Ойгора и уметь объясняться самой.

Ойгор проснулся ночью от сквозняка. Оказалось, что полог на входе завешен неплотно. Эркеле в постели не было. Ойгор встал, пошевелил угли в очаге, чтобы не потухли, и вышел искать ее. Он улыбнулся, увидев отпечатки ее ног на свежевыпавшем снегу. Но цепочка торопливых следов пересекала белое поле за аилом и обрывалась у большого кедра на окраине Тайги. Под кедром лежала аккуратно сложенная одежда матери Ойгора.

– Эркеле! – позвал он, но Тайга не ответила. – Не на дерево же влезла…

Он погладил шероховатую кожу древнего исполина. Задрав голову, наморщил лоб и сощурился. Голая девушка на ветвях – нелепость какая. Она ушла туда, откуда взялась. Но как? По воздуху?

Ойгор хотел было зайти глубже в Тайгу, но в животе скользким комком шевельнулся страх. Впервые в жизни он испугался Тайги, кормившей его. Пусть он и не забирался на дальние угодья, что требовало спать на снегу, но вовсе не от недостатка смелости, а из-за своих несчастных ног, которым просто необходимо тепло. Ойгор привык к ночи возвращаться домой, и теперь черная стена леса казалась чужой и недоброй. Он опустился на колени и вознес тихую молитву Духу Тайги.