Стерррва

Сломя голову я помчалась к своей станции подземки. С каждым моим шагом из запотевшего пластмассового стаканчика выплескивался кофе. Фил попросил меня поприсутствовать рано утром на предварительной встрече с предполагаемым новым автором и его агентом, но я проспала. Отчасти из-за того, что накануне задержалась на работе до часу ночи. Если Рэндалл уезжал по делам из Нью-Йорка, а на этой неделе он был в Токио, я предпочитала воспользоваться этим моментом и все свободное время посвящала работе.

Я так и не смогла разомкнуть глаз до 7.00, на целых полтора часа позже, чем меня должен был разбудить будильник. Если бы утренние сборы на работу признали олимпийским видом спорта, я привезла бы домой все золото. При необходимости, для выполнения всей олимпийской программы, мне хватало около пяти минут. Заскочить в душ, провести гребнем по волосам, мазнуть ресницы тушью, а кожу каким-нибудь увлажняющим кремом, потом чуть спрыснуть себя парфюмом и влезть в стандартную униформу. Из-за дикой августовской жары на сегодня униформа состояла из черной юбки и легкой трикотажной кофточки с короткими рукавами. Несколько лет назад я уже отказалась от попыток выдерживать в своих нарядах сочетаемость цветов (один из первых признаков моего формального превращения в жительницу Нью-Йорка) и нацелилась на составление такого гардероба, из которого даже слепой мог меньше чем за десять секунд выудить всю экипировку, соответствующую деловому стилю.

Перед тем как спуститься в подземку, я жадно отхлебнула кофе, большая часть которого теперь сочилась по моей ладони.

«Пусть мне повезет с местом!» — как школьница, загадала я, втиснувшись в переполненный поезд, но в вагоне меня ждал хорошей выдержки перегар, исходивший от мужчины, который сидел рядом со мной. Наконец поезд, покачиваясь, вкатился на станцию на 51-й улице, и мы толпой вывалились из вагона в липкий, горячий, противно вонючий воздух подземки. Шаг за шагом вползая вверх по лестнице, я ощутила уже знакомое отчаяние от принадлежности к этому медленному, единому, хотя и стихийному массовому движению на работу. Одна из коров в неизвестно куда бредущем стаде. Где-то выше меня, ближе к поверхности, вообще безнадежно образовалась пробка.

И в чем заминка? Поднявшись еще на две ступеньки, я сама убедилась в причине затора. Взрослый мужчина в детском чепчике, человек-сандвич, уговаривал пешеходов взять рекламные листовки. Я почувствовала, как у меня начинает зудеть кожа и от злости непроизвольно сжимаются кулаки.

— Все так и есть, друзья мои, вы все правильно поняли. Компания «Баю-бай, беби» начинает свою ежегодную полную распродажу, — громыхал его голос. — Весь товар должен уйти под ноль! И управляемые машинки, и одежда на младенцев, и пеленки. Не проходите мимо! Друзья мои, зачем же упускать такие скидки? Целых шестьдесят процентов.

Я уже почти доползла до уровня улицы. Еще несколько шагов.

— Никто из нас не знает, когда аист нанесет неожиданный визит! — выкрикнул голос. Пожилая дама, идущая рядом, возмутилась услышанным. Мужчина с другой стороны от меня (консервативный адвокатский тип в темно-синем костюме) о чем-то очень обстоятельно дебатировал сам с собой. Никаких мобильников и никаких беспроводных наушников при нем не было. Совсем недавно я стала замечать, что все больше моих товарищей по среде обитания — на вид совершенно нормальных мужчин и женщин, не смущаясь, разговаривали сами с собой, двигаясь по улицам города.

Очевидно, тавро помешанного постепенно поистерлось за те пять лет, что я живу здесь.

Я вырвалась на свежий воздух — ладно, вношу уточнение — свежий только в значении «не такой спертый». Он был переполнен ядовитыми автомобильными выхлопами и немыслимым запахом, исходящим от уличного продавца, который, несмотря на духоту, жарил какое-то мясо, приправленное пряностями (никогда не подходила достаточно близко, чтобы изучить специфические ингредиенты).

— Клэр… Клэр! — настиг меня мужской голос. Я огляделась, но в радиусе нескольких метров не смогла отыскать ни одного знакомого лица в толпе хмурых и угрюмых людей.

О боже, неужели то дитя в чепчике?!

Раздвигая толпу, он направлялся прямо ко мне. На секунду я испугалась, что вляпалась в какое-то шоу, но тут «дитя» подобралось ближе, и его лицо показалось мне немного знакомым. Но откуда я его знаю? Интересно, что могло заставить человека в таком идиотском облачении окликать старого знакомого? Какая в том была нужда? Мне стало за него стыдно.

— Клэр Труман? — уточнил человек-сандвич в чепчике. — Я — Люк, племянник Джексона Мейвиля. Мы встречались…

— Ну конечно, Люк! — вспомнила я. Люк был племянник Джексона, нищий… не то художник, не то артист, который отказывался принимать «милостыню» от своих родителей и пробовал себя как музыкант… или драматург? Так или иначе, Джексон обожал его. Я часто слышала о Люке, но видела его всего один раз.

— Рада тебя видеть! — сказала я, сосредоточив взгляд на его лице, так, чтобы казалось, будто я не замечаю его дурацкого маскарада. — Как ты поживаешь?