Стерва

Даниэль можно отвлечь сейчас только одним способом. И это в состоянии сделать не я. Дверь с ее стороны открывается, высокий блондин расстегивает ремни безопасности и подхватывает мою дочь на руки. Я выхожу из машины следом, выпуская Чарльза. Дани обнимает Бриса за шею, оглядывая кучу машин, выставленных в ряд. Мы не виделись всего две недели, а ему уже снова пора стричься, потому что светлые пряди челки дотягиваются до его верхних век.

– Как доехали? – спрашивает Брис, прежде чем крепко поцеловать меня, двумя руками обвивая тельце Даниэль.

Я вдыхаю аромат его одеколона. Не знаю, как мы пришли к тому, что хотим быть вместе. Это просто случилось год назад, и я ощущаю себя с ним комфортно. Кроме того, Дани обожает Макензи, а для меня это самое главное. Конечно, она знает, что Брис – не ее папа, но все равно любит его, называя «белым дядей». Чудачка…

– Нормально, – я спешу открыть багажник, – общались, резвились. Правда? – Наклонив голову, ловлю взгляд дочери, намеренно промолчав про конец поездки.

Но Брис сам догадывается по дыханию Дани. Даже он не знает, чья она, в действительности, дочь.

– Она плакала? – Не дождавшись ответа, парень принимается сюсюкаться с ней, поглаживая по спине. – Почему ты плакала, родная?

Конечно же, хитрюжка Даниэль все ему выкладывает начистоту.

Глава 11

Саманта

Агнес листает на планшете фотографии моих самых последних работ, когда мы на ее кухне готовим обед. Рон и Брис резвятся на улице, хотя, вообще-то, им требуется убрать весь двор от опавших листьев. Конечно, муж Агнес недолюбливает все еще моего парня, но иногда они ведут себя, как сущие дети.

– Вот это очень даже неплохо, – комментирует сестра, грызя морковь, и указывая пальцем на изображение, – только выглядит немного странно.

– Это «ассиметричный треугольник», – поясняю ей.

Та непонятно на меня косится.

– Название цветочной композиции, – говорю. – Все потому, что боковые стороны заметно отличаются по длине, – чтобы сестре было яснее, пальцами вожу по экрану, указывая на зеленые длинные листья. – Видишь? Они свешиваются через край контейнера.

Пока она отвлечена, я ворую оставшийся кусок моркови с ее расслабленной ладони и пихаю себе в рот. Агнес бросает планшет, хватает полотенце и бьет меня им по заднице. Когда она успокаивается, я показываю ей язык, и все начинается заново. Мой язык – ее оружие. Какое-то несчастное кухонное полотенце…

После помолвки Аарона и Агнес, отец решил продать квартиру и купить дом. Тогда мы с сестрой ответили, что нам все равно, да и в то время наши отношения с ними были не самые лучшие. Но сейчас, годы спустя, я понимаю, почему Рон решил купить этот небольшой двухэтажный дом в том же районе, где живет тетя Эннис. Я бы не назвала их «пещеру» шикарной. Напротив, – все очень сдержанно, но аккуратно. Без изысков, но со вкусом. Деревянные панели на стенах, кухня, выдержанная в светло-персиковом цвете, почти, как и старая спальня моей дочери. Спальня молодожен с огромной кроватью из поддонов. Все это делала я по просьбе Агнес. Бюджет был небольшим, сестра не хотела, чтобы Рон брал деньги у своего отца, поэтому мы буквально выстраивали все из подручных средств. Да-да, именно поэтому место, где мы сегодня варим вкуснейший суп, оформлено, преимущественно, в кремовой флоре.

Агнес бегала по заднему двору, точно ребенок, завидев здесь долгожданный бассейн. Она мечтала об этом с того момента, как приехала к тете Энн, у которой бассейн занимает большую часть территории за домом. Все лето эта сумасшедшая новоиспеченная миссис Галлахер не вылезала из воды, загорая на личном шезлонге. Аарон смотрел на нее из панорамного окна гостиной, работая на своем ноутбуке. А вечером они плавали вместе, отключив весь искусственный свет на своем дворе, чтобы звезды горели над их головами ярче яркого. Кто-то еще скажет, что истинной любви не существует?

Слышу громкое оханье сестры, когда она входит в гостиную.

– Боже, Дани, ты вся испачкалась! – восклицает, и я, забыв обо всех хлопотах, связанных с едой, спешу к дочери.

Мы оставили ее в комнате прямо за кухней, перед скрипящей лестницей. Я принесла любимые акварельные краски Дани, альбом для рисования и ее куклу-танцовщицу – девочка обожает эту игрушку с длинными ногами, как у топ-модели. Но теперь светло-серые кудри куклы Лаки превратились в малиновые.

– Дани! – укоризненно начинаю я. – Что ты сделала?

Агнес уже тащит ее в ванную, но Дани крепко ухватилась за куклу.

– Теперь у Лаки розовые волосы! – визжит дочь довольно, махая куклой, заляпывая краской весь пол.

Вот черт.

– У меня нет таких, но у Лаки есть, – она кивает головой, повернув ее в мою сторону, пока тетя моет ей руки.

Ее ослепляющая улыбка свидетельствует о детском наслаждении. Ведь когда-то и я была такой, как она. Я тоже не слушалась и твердила свое. Но когда же, когда она выкинет из головы сердечное волеизъявление в изменении себя?

– Я вымою твоей Лаки голову, и она станет такой, как прежде, – угрожает Агнес, насупив брови, тщательно вымывая грязь с нежной кожи рук Даниэль.