Стервами не рождаются!

Ну подумаешь, не встретил! Могут же быть у человека дела! Подумаешь, обколотый нахал привязался, так подобные происшествия у нее и в родном городке частенько случались. Удавалось же прежде выходить из таких щекотливых положений без ущерба для души и здоровья, повезло и сейчас.

— Все уладится! — тихонько сказала она самой себе, наконец согревшись и уверовав в то, что все не так уж плохо.

— Чего ты там бормочешь-то? — живо среагировал таксист, ловко лавируя в тесно сплоченных рядах автомобилей. — Согрелась?

— Угу, — отозвалась Алька. — Спасибо, все нормально. Далеко еще?

— Да нет, минут двадцать-тридцать…

Ничего себе! За это время у себя дома она могла бы полгорода объехать, а здесь…

«Да, милая, пора привыкать к здешним условиям и расстояниям… Это тебе не какое-то там захолустье. Это — Москва! Одно слово — мегаполис!..» Она заворочалась на сиденье, устраиваясь поудобнее, и прильнула к запотевшему стеклу.

Город, окутанный чернотой позднего вечера, поражал обилием огней. Неоновые витрины, сверкающие рекламные щиты, миллионы светящихся окон, изрезавших высоченные дома на ровные квадратики. И за каждым квадратиком что-то свое: горе и счастье, печаль и веселье. Каждый таил в себе белое и черное, доброе и злое…

Этот бесконечный калейдоскоп огней мелькал у нее перед глазами, заставляя ее млеть, благоговеть и замирать от восторга в предвкушении чего-то необыкновенного и хорошего…

Но хорошему в этот день, видно, не суждено было случиться.

Алька долго стояла перед обшарпанной дверью, нажимая наманикюренным пальчиком кнопку звонка под фамилией своего брата, потом начала понемногу прозревать — ее братец что-то напутал, обещая устроить ее в прекраснейших апартаментах.

— Трепло!!! — зло скрипнула она зубами и решительно сместила пальчик на другую кнопку.

Сначала в глубине квартиры громко хлопнула дверь, затем раздалась отборная матерщина, и через мгновение ее обдала такая густая волна перегара, что она от неожиданности закашлялась.

— Какого хрена нужно? — Сипло выдавил седовласый мужик, возраст которого определить весьма затруднительно.

— Здравствуйте, — слегка склонила она набок головку и выдала одну из самых своих обезоруживающих улыбок. — Можно войти?

Мужик пожевал губами, что-то вякнул нечленораздельное, но посторонился, давая ей возможность войти в квартиру.

Прихожая оказалась ничуть не лучше входной двери. В драных клочьях обоев, свисающих в разных местах со стен, она освещалась одной единственной лампочкой, тускло мерцающей под самым потолком на уродливо изогнутом проводе. Ободранный пол был грязным, не знающим половой тряпки и веника, хотя и то и другое было кем-то аккуратно уложено в левом углу от входной двери.

— Чего нужно? — не меняя интонации снова спросил мужик. — Говори и проваливай.

Алька набрала полную грудь воздуха и принялась щебетать о своих злоключениях, не давая возможности вставить хотя бы слово стоящему напротив. В своем рассказе она опустила лишь неприятное недоразумение в кафе.

— Ну и чего? — непонимающе пожал плечами мужик. — От меня-то тебе чего нужно?

— А… вы не знаете, где он? — старательно изображая приветливость, спросила она. — Может, он на службе или еще где?

— На службе! — фыркнул мужик. — Ну ты даешь! Офонарела, что ли, совсем? Какая служба у бандита?

— У бандита? — оторопело повторила Алька и устало привалилась к грязной стене. — А вы ничего не путаете? Он звонил моим родителям на днях, сказал, что трудится в своей конторе, название еще какое-то непонятное.

— Вот-вот! — почти весело подхватил мужик. — Мафиозная структура называется! И тебя наверняка сюда вытащил, чтобы под своих подставить. Девка ты видная, хотя и для такого бизнеса чуть низкорослая…

— Перестаньте! — еле слышно пробормотала она, все еще не желая верить в услышанное. — Он же мне брат все-таки!

— Ага! Вижу-вижу, как о сестре печется. — Он сунул руки в карманы замызганных спортивных брюк и недоуменно качнул головой. — Несет же вас всех сюда хрен!

Мужик принялся что-то возмущенно бормотать, попутно оглядывая Алевтину с головы до ног осуждающим взглядом. Удивительное дело, но ей отчего-то действительно стало стыдно. Было ли тому виной нервное напряжение, в каком она пребывала с тех пор, как ступила на перрон Киевского вокзала, либо тон соседа ее брата, клеймившего всех безмозглых провинциальных букашек, но Алька неожиданно покраснела и… расплакалась.

Слезы обильно потекли из глаз, не принося облегчения. Наоборот, с каждой минутой ей становилось все тяжелее и тяжелее. Вся ее затея, поначалу радужно расцвеченная воображением, теперь виделась совершенно в ином свете.

— Ты это… слышь? Кончай носом хлюпать! — растерянно пробормотал мужик, переминаясь с ноги на ногу. — Чего-нибудь придумаем. Сейчас пойду, Клавку спрошу. Она баба мудрая, авось надоумит…

Он ушел длинным коридором, оставив хлюпающую носом Альку в одиночестве. Она сползла по стене, уселась на корточках и, обводя взглядом замызганные стены, пыталась найти ответ на единственный вопрос, мельтешащий в мозгу: «Что я здесь делаю?! Зачем мне все это?!»