Стервятник

Кадры подобрали быстро, беззастенчиво переманивая со всех концов страны приличными зарплатами и квартирами (для размещения творческого народа пришлось быстренько воздвигнуть неподалеку от театра красивую девятиэтажку). Одна беда: консервативные шантарцы в театр хаживали плохо, что на оперу, что на балет, порой девочек из кордебалета или оперных статистов на сцене бывало поболее, чем зрителей в огромном зале, терявшихся на его полутемных просторах, словно горсть горошин в пустом товарном вагоне. Забрел как-то приобщиться к культуре классик Мустафьев – но, облопавшись в антракте коньячку, все второе действие аккомпанировал маленьким лебедям и прочей фауне ядреным храпом. Прима нажаловалась покровителю, и тот, не раздумывая, использовал все свои столичные связи, чтобы Мустафьев не получил к круглой дате Героя Социалистического Труда. Удостоившись вместо Золотой Звезды вульгарного Трудового Красного Знамени, Мустафьев прежестоко обиделся на родную партию и впоследствии, с началом перестройки, как-то автоматически проскочил в пострадавшие от Советской власти (но перед тем, как прогреметь матерущим антикоммунистом, успел еще выклянчить вожделенную звездочку у Горби). Попутно пострадал и поэт-прихлебатель Равиль Солнышкин, которого иногда первый секретарь прихватывал с собой на «ближнюю дачку», где милостиво дозволял похлебать водочки от пуза и попользоваться официантками поплоше. Честно отрабатывая барские милости, Солнышкин от большого ума сравнил тов. Федянко с королем Людвигом Баварским, как известно, построившим для выступлений своей пассии Лолы Монтес огромаднейший театр. Сравнение первому секретарю сначала понравилось несказанно (он и в самом деле чудил в шантарской вотчине с королевским размахом и замысловатостью), но потом, к своему ужасу, он узнал от дочки-студентки, что Людвиг Баварский был полным и законченным шизофреником, и, обидевшись, больше Солнышкина к господскому столу не допускал…

Все эти воспоминания лениво проплывали у Родиона в голове, пока он от нечего делать обозревал прилегающую площадь. Ирина, всегда пунктуальная, сегодня куда-то запропастилась. Вдобавок на то место, где она должна была стоять, приперлась молодая особа самого плебейского облика – куцая джинсовая юбчонка с четырьмя симметричными разрезами, черная китайская майка, якобы от Версаче, дешевые узорчатые колготки и устрашающих габаритов бижутерия из ядовито-алой пластмассы. То ли проститутка без сутенера, то ли приехавшая искать счастья в губернский град дочка пьющего комбайнера из дальнего села, спрятавшая глаза за огромными черными очками.

Фигурка, правда, была отличная. От нечего делать Родион довольно долго созерцал ее с вяловатым сексуальным интересом – а она нетерпеливо прохаживалась, то и дело зыркая на часы.

В какой-то миг он вдруг опознал Ирину в этой дешевой биксе. Присмотревшись, понял, что ему не почудилось. Посигналил. Она отвернулась – забавно совместились плебейский облик и гордая стать новоявленной дворянки, словно вспомнив что-то, обернулась к машине. И быстро направилась к ней знакомой походкой.

Плюхнувшись на сиденье, быстро поцеловала в щеку, дернула точеным плечиком:

– Хорошо ты замаскировался, я и не узнала сначала…

– Взаимно, – сказал Родион. – Значит, богатые будем, а?

Потянулся снять с нее очки, но она отстранилась, мотнула головой:

– Поехали. Куда-нибудь за город, в безлюдье. У меня три часа… уже два пятьдесят четыре.

– Ну, это масса времени… – беззаботно пожал он плечами, отъезжая от кромки тротуара.

– Я бы не сказала… Уйму дел надо перелопатить, – и нетерпеливо потеребила объемистую дешевенькую сумку. – Откуда у тебя такой экипаж?

– Заработал вот.

– А хвостов следом не тянется из-за твоей… работы?

– Бог миловал.

– Я серьезно.

– И я, – сказал Родион. – Убедился на собственном опыте, что новичкам всегда везет. Теперь главное – не зарваться и спрыгнуть вовремя с поезда…

– Прекрасно, что ты это понимаешь… – Ее голос моментально утратил появившуюся было настороженность. – Глупо будет, если провалишься потом на какой-то мелочи…

– Не занимаюсь я, ты знаешь, мелочами, – сказал он гордо.

– Хочется верить…

Миновав длиннющий мост, он продолжал ехать прямо – к зеленевшим впереди сопкам, чьи склоны, словно коростой, были покрыты россыпью дешевеньких дачек. В плане губернский град Шантарск больше всего напоминал длиннющий меч – километров тридцати в длину, но чуть ли не вдесятеро меньше в ширину. Уже через четверть часа мощная машина оставила позади дома и асфальт, запетляла по широкой немощеной дороге среди сосен.

– Давай сначала разделаемся с житейскими мелочами, – сказала Ирина чуть напряженно. – Собрали мне кое-что о твоей благоверной, не столь уж трудно оказалось.

– И что? – жадно спросил Родион.

– Да ничего интересного. Есть любовник. Материалов у меня с собой нет, потом скажу, куда тебе поехать… Давай о вещах посерьезнее, хорошо?