Стервятники

Автор внимательно прослеживает, как «чёрная метка», переходя из рук в руки и из 19 столетия в 21 век, сеет смерть. Олег Петров, проведя захватывающую интригу через всё повествование, с завидным умением сводит ручейки отдельных сюжетных линий в одну большую реку романа, и ведёт нас по дороге, окончание которой вряд ли сможет предсказать самый проницательный читатель. Потому поначалу может показаться, что вся история банально «закрутится» вокруг отчаянного каторжника Данилы Дёмина и его беспутных сыновей. Она и самом деле интересна, эта история. Но это уже другое. И, честно, говоря, такой вариант в русской сибирской литературе - «отработанная порода». Но автор, заинтересовывая читателя, раскрывает страница за страницей диапазон своего видения. Появляются новые лица. Новые характеры. Разве не интересен «ласковый хищник» золотопромышленник Кузнецов и его «хитроумный» управляющий Бертеньев? А потом атаман Семёнов и Захар Гордеев? А потом молодой командир полка Рокоссовский, преследующий перешедшие границу банды? История опера Димы Писаренко, которого укатали «крутые горки». История «афганца» Олега Мельникова, не простившего себе собственного бесчестья. И крупный делец с криминальным душком Евгений Рунге. И жестокий ротмистр Люташин, и несостоявшийся революционер Либерман. Или наш брат, журналист Вовчик Николаев, считающий себя «королём» криминального жанра. Профессионально хваткий, но готовый продать всех и вся. Их всех видишь, они выписаны зримо и точно. И порой, автор, может быть, и сам не подозревая того, проводит параллели между людьми из разных эпох - хитромудрый золотопромышленник Кузнецов из сентября 1899 года и наш современник беспринципный делец Рунге. Двадцать с лишним сюжетных линий романа, повторюсь, не разбежались у автора в разные стороны. Он крепко держит их в руках.

В романе удалось представить характеры, что называется, языково. Хотя не все скалы и рифы удалось обойти, у автора есть чувство слова и вкус. Он это доказал. Роман интересен решением сюжетных линий, стремлением осмыслить жажду наживы и бескорыстие, трагический излом эпохи и судеб.

Он будет востребован.                                                        _________________

16 марта 2008 года г. Чита

О, стервятники! Редкие птицы. Их призванье во все времена жертву выследить и насладиться трупным ядом, причем, допьяна.

Михаил ВИШНЯКОВ

ЦЕПЬ (вместо пролога)

I

ДМИТРИЙ, кряхтя, стащил латаные-перелатанные ичиги и опустил гудящие ноги в воду. Тысячи иголочек ударили в загрубелую кожу. Благолепие небесное! Изгибаясь всем телом, осторожно потянул с плеч лохмотья меховой кацавейки, потом сопревшую, затрещавшую от ветхости рубаху. Двигаться не хотелось. С утра, поди, верст с десяток намахал по кручам и осыпям.

Блаженствуя, откинулся на спину. Вверху, далеко, голубел кусочек неба, отсекаемый по дуге неровным краем отвесной, поросшей мхом и лишайниками скалы, и, казалось, прямо в лицо, обрушивается рокочущий поток воды. На самом верху сверкающая лавина, чудилось, замирала, а потом медленно, с суровой непреклонной силой, устремлялась вниз, в круглую чашу, саженей десяти в поперечнике. Подивился лениво: с такой высотищи ухает водяной столб толщиной в добрый десяток мачтовых сосен, а, вот, поди ж ты, не разметывает здесь, у подошвы, озерцо-блюдце в кучу брызг. У закраины, где ледяные иголочки сейчас выгоняют ломоту из натрудившихся за день ног, вода спокойная - неторопливо струится, извивается прозрачной змейкой и убегает меж каменных лепешек в густые черемуховые кусты.

Только сейчас Дмитрий ощутил тянущее внутренности чувство голода. Сел, порылся в замусоленной котомке, достал пучок черемши, оторвал крепкими желтыми зубами от тугих сочных стеблей на добрый укус. Серела в котомке и удачно подбитая стрелой утка, так что пора и жарехой заняться, с утра маковой росинки во рту не было. Бросил увесистую птицу на плоский камень, из деревянных ножен вынул сточившийся и почерневший нож. Костерок можно вон там, на песке разложить, кишки и прочее - долой, да так и запечь в перьях, погуще обмазав глиной. Проглотил тягучий комок слюны, предвкушая пиршество. А оно предстояло богатое, потому как удалось на солончаке наскрести главного сокровища - сольцы.

Вспоротую утицу взялся прополоскать в бегущей струе ручья. Наклонился с дичиной в руках над ямкой с прозрачной быстрой водицей...

Камень такой странный на донце - ноздрясто-желтый чужак среди темных и гладких, водой обточенных. Дмитрий сунул под воду руку, схватил чужака и, еще не донеся к глазам, почувствовал необычную тяжесть в пальцах. Самородок! Бугристое золотое яйцо, чуть поменьше голубиного! Насчет золотишка ошибки не было: по молодости держал в руках самородки - в Качуге, на верхней Лене старатели похвалялись.