Стервятница

Она не прореагировала. Разговор Ромео занимал ее. Его неуловимые интонации, вопросы… Копия, совершенная копия бесед с нею! Эта бесконечная, откровенная болтовня, которой она когда-то так дорожила, была всего лишь манерой, его манерой… Прием применим к каждой, незачем стремиться к разнообразию.

— Я принесу пластинки, — Моника поднялась наверх, чувствуя на спине три пары глаз. В темноте коридора скрипнуло колесо. Она обернулась. Старик в кресле-каталке манил ее рукой. Она подошла, коляска въехала в кабинет. Видимо, он был устроен таким образом, чтобы слышать, что происходит в гостиной, потому как среди эха голосов она различила хвастливые нотки Патрика.

— Просто, если ты устроишь это, я отдам ее тебе. Мне нужны эти документы.

Ромео стал хохотать. Он плохо понимал происходящее. Жаль, Патрик не устроил аукцион. Хотя Ромео не дал бы ни гроша, не в его характере — раскошеливаться.

— Почему ты думаешь, что я не получу ее иным путем?

— Ты не пойдешь против меня. Герман, ты ведь умный человек. Как дельфин. Ты знаешь, я продам тебя с потрохами Вегетарианцу.

— Валентино? Что за бред вы несете? — для Ромео друзья говорили на другом языке.

Моника обернулась к старику:

— Благодарю.

Он, полуживой глупец, что-то искал на ее лице. Боль, отчаяние, страх, удивление? Моника не могла тратить на это время, в ее распоряжении осталась неделя.

Глава 4

Няней оказалась сухая дева лет сорока, за очками прятались ядовитые жала глаз.

— У вас есть дети? — Моника и так знала ответ.

— Это ни к чему, — одернул ее Патрик. — У нее прекрасные рекомендации.

— Вы умеете рисовать? Валерия любит, когда ей рисуют, — они обходили дом, знакомя женщину с расположением комнат.

— Как скажете, фройляйн.

— Иногда она играет тем, что вставляет шнурки в ботинки и по-своему перевязывает их. Позволяйте ей.

— Да, фройляйн.

— Я уже сделала распоряжения повару, Валерия ест перепелиные яйца и крольчатину. Пусть пьет из кружки сама. — Моника обратила спокойный взгляд на Патрика. — Я на час отлучусь, пройдусь по магазинам.

— В твоем распоряжении шофер.

— Я хочу прокатиться сама, — ей было интересно, насколько серьезны его намерения. Речь, видимо, шла о крупных деньгах. Но перекупить его было бы слишком просто.

— Исключено. Управление автомобилем не для женщины. Мы сделаем проще. Мейнард отвезет тебя туда, куда попросишь.

Когда-то он сам вместе с Фредом посадил ее за руль «юника», для них ее возня с управлением была бесконечным поводом для шуток. И как никто другой, Патрик знал, что она хороший водитель.

— Хорошо. Я захвачу на прогулку Валерию.

— Герр Борн сказал, что твоя дочь слишком слаба. — Патрик желал быть твердо уверен, что она не сбежит, удерживал Валерию в качестве залога. Ну что ж, пусть будет, как хочет. — Ты умная женщина.

— Как дельфин, — усмехнулась она.

Витрины магазинов мелькали за окном «хорха». Молчаливый Мейнард с лицом убийцы смотрел только вперед и редко — в зеркальце заднего вида. Очень кстати. Моника попросила отвезти ее на Ринг, но не словом не обмолвилась о салоне фрау Марты. Когда-то злосчастное платье, выставленное в ее витрине, переменило ее жизнь.

Перед салоном она приказала:

— Помедленнее.

Моника вглядывалась в прозрачные стекла, в неживые лица манекенов. Их застывшие фигуры облегали платья, вышедшие из моды. Война не доносила сюда веяний французской столицы, Париж стал врагом. Вывеска с именем хозяйки потускнела, и Монике показалось, что в окне мелькнуло знакомое лицо.

— Дальше! — крикнула она шоферу, отворачиваясь. Фрау Марта не должна была узнать ее.

Мейнард вез ее по городу, иногда Моника заставляла его останавливаться, просто так. Ее прогулка окончилась уже там, у салона. Просто она не хотела, чтобы шпион обратил на это внимание, и изводила его капризами. Но потом она заметила «фиат». Он появлялся то здесь, то там, и поездка обрела новый смысл.

У лавки шляп она вышла, болванки в витрине демонстрировали скупой выбор уборов. Внутри было пусто, лишь продавщица у прилавка с тоской оглядывала свои владения. Шелковые, шляпы из драпа, с перьями и мехом, соломенные с цветами…

— У нас уценка, — подала голос девушка. — Многие приносят свое — на комиссию. Мы берем все, что имеет достойный вид.

В магазин вошел мужчина, его взгляд скользнул по скромным полкам. Моника узнала его. Человек Монти, «нотариус», как она окрестила итальянца после сделки с четой Кнаппов. Моника приобрела убогое творение с пыльными страусовыми перьями. Она долго заполняла чек, продавщице показалось, что на обратной стороне его молодая женщина успела что-то написать. Неожиданно она умудрилась уронить картонку со шляпкой, из ее рук вылетела записка, перчатки, кошелек. Итальянец учтиво помог неуклюжей даме и исчез.

— Извините, я испортила чек. Сейчас заполню другой.