Стервятница

— Француз? А… Вчера уже, — он рукой изобразил взмывающий в небо самолет, руками же обрисовал контур женского тела и под конец опустил ладонь на вершок от земли. — И дитё. Сумасшедшие вы люди, французы.

— Ну, что мы предпримем? — спросил Фред.

— А ты что-то хочешь предложить? — крикнул дю Шандер. — Ведь это безумие!

— В Вене ей будет угрожать опасность.

— Какая осведомленность! — он затравленно огляделся. — Так это была она, да? Она?

— Да.

Феликс закрыл глаза и устало спросил:

— Почему ты позволил ей уехать?

— Я не верил ей. Дочь! Болезнь! Мне казалось это немыслимым. Я думал, это уловка, обман. Знаешь, женщина часто вызывает любовь только тем, что исчезает после ночи страсти. Недосягаема, она становится мужчине дороже. Я и подумать не мог…

— Так к доктору… она пришла ради меня? — Феликс хмыкнул. — Твоя ловушка сработала?

— А доктор Парсонс? Какова приманка! Догадайся, кто дал статью? Ведь никакого Парсонса в Петербурге нет. Откуда она узнала, что я здесь?

— Как вы похожи! — Феликс все еще не мог придти в себя.

— Так ты летишь?

— Не ради нее, ради тебя, — поспешил уточнить он.

Целый день они потратили на то, чтобы добиться от авиатора согласия взять их на борт. В Париже Феликс наблюдал испытания самолетов братьев Райт и конструктора Фербера, был знаком со знаменитым Брелио[15] и теперь критически осматривал самолет за самолетом. Здесь имелись французские «фарман» и «ньюпор», сделанные на заводе «Дукс». Феликс с сожалением прошел мимо. Кабина умещала лишь двоих, а ни он, ни Фред не были обучены управлению. Он смотрел на «моран», рекордсмена по высоте полета. Запакованный в ящик, он собирался двумя механиками за одиннадцать минут. К сожалению, «моран» не имел вооружения, а Феликс не хотел повторить судьбу Нестерова, вынужденного таранить вражеский самолет колесами.[16] Наконец, они подошли к русскому «Муромцу».

— Не бойтесь, на корабле есть «Максим». Малыш не раз продырявил «Фоккера» фрицев. — Пилот указал на стрелковую кабину в концевой части фюзеляжа.

— Парашюты?

— Такие изыски дороговато обойдутся.

— Не важно. Я заплачу.

Летчик пожал плечами. Кроме пилота и пассажиров на борту разместились три члена экипажа. Под ногами Фреда и Феликса оказалась подвижная кассета для сбрасывания осколочных бомб. Вскоре двигатели загудели, «Муромец» проехал по полю, набирая скорость, и взмыл в облака. Фред, нацепив рюкзак с парашютом, крикнул Феликсу в ухо:

— Надеюсь, ты не гадал ей и ничего не предсказывал?

Феликс мрачно промолчал, вспомнив демонстрацию познаний во френологии.

Глава 3

Вена встретила ее пасмурная и невзрачная, чужая, ветхая. На время войны люди забыли о городе. Ночью у Валерии начался приступ. Не смыкая глаз, Моника сидела у ее постели, обнимая скорчившуюся фигурку. Все тело малышки содрогалось от болезненного кашля, ее вырвало. Кашель, ужасный, непрекращающийся, сменялся полузабытьем. Утром появился врач, он мельком взглянул на испачканное кровью постельное белье и подсел к впавшему в обреченное оцепенение ребенку. Безразличие Валерии казалось Монике хуже жалоб и слез.

Доктор пробыл в комнате только несколько минут, а Моника все время чувствовала его странный взгляд. Это заставило ее присмотреться к нему. Она села в кресло, и не таясь, стала разглядывать почтенного целителя. Узнала. Доктор Борн. Отец Германа.

— Как поживаете, герр Борн?

Он вздрогнул, но не поднял глаз, собирая свой сундучок.

— Все хорошо, спасибо, все хорошо, — и поспешил уйти.

Проводив его, Моника вернулась в кресло, забралась вместе с ногами, кутаясь в шаль. Маленькое гнездышко. Ей хотелось уснуть, как путнику в стужу, когда гибельный холод умеряет ток крови.

Валерия медленно засыпала. Снова хватать ее, бежать, прятаться? В чемодане лежит пистолет. На сборы минимум полчаса. Следовало предложить врачу денег за молчание, за два часа молчания, за сутки молчания. Валерия… Исхудалая, бледная, слабенькая… Смерть так крепко держит свою жертву. Словно смеется над Моникой, над ее жалкими попытками добыть рецепт жизни, достать живую воду. Вот и сейчас не насмешка ли, что ее посетил именно отец Германа?

Сколько прошло времени? Час? Пора… Пришло время принимать гостей. В ответ на ее мысли по квартире разнеслась трель звонка. Моника медленно встала. Каждый шаг навстречу «заклятому другу» отдавался в ее голове гулким эхом. Дверь показалась ей очень тяжелой, но она без скрипа отворилась.

— Я знал, что ты вернешься, Моника. — Патрик вошел в квартиру с огромным букетом роз.

— Патрик! — она ругала себя за то, что обрадовалась. Предатель! Когда-то он и пальцем не пошевелил, чтобы спасти Фреда и Ромео. Но неужели она ждала от него этого? Допускала мысль, что такое возможно? Нет, относительно Патрика у Моники никогда не было иллюзий.

Два года не прибавили Патрику ни грамма, ни морщинки. Пиджак также висел на тощих плечах, на костлявых руках червяками вздулись вены. Хвастливые губы приоткрылись, сейчас с них сорвется поток новостей о том, как ему прекрасно живется на свете.