— Я не уговаривал их. Это бедные люди, их гибель предрешена врачами. Перед наступлением неизбежного приглашали меня: я просто присутствовал и ждал. Тысяча шиллингов — неплохое обеспечение для их семьи в первое время. Я ценю их благородство: в первую очередь они думают о судьбе родных.
— Подумали бы лучше о своей душе! Но тысяча на каждого… Своими сумасбродными идеями ты разоришь меня!
— Позволь. Без твоего разрешения я не посмел бы снять со счета столько наличных. — Фред с сожалением вспомнил о Монике. Она всегда выручала его в подобных ситуациях, когда от него требовалась бесстыдная ложь. Ее голос гипнотизировал, заставлял отбросить все подозрения, усыплял любую бдительность. — Существует один старикан, его интересуют результаты моих исследований. Все расходы он взял на себя.
— Вот как? И кто же он?
— Его имя тебе ничего не скажет. Ганс…Тецнер…
— Какой цинизм, какой цинизм! — причитал отец, обхватив голову руками. — И ты так легко говоришь об этом!
— Не больший цинизм, чем вскрывать могилы и выставлять трупы на обозрение публики в музеях! — Фред погасил окурок о донышко пепельницы и вышел из библиотеки. Прочь, прочь из дома! Это не их мир, это мир их отца. Они бежали из него, пытаясь найти что-то свое.
— Мама, мы к моей портнихе! — зазвенел серебряным колокольчиком голос Моники, под ее легкими ступнями чуть слышно скрипнули ступеньки, через миг она вбежала в прихожую и, схватив Фреда за руку, потащила на улицу.
Услышав грохот захлопнувшейся за детьми двери, профессор Каттнер почувствовал острую тоску. Это сердца Моники и Фреда захлопнулись для него, он терял их. В памяти возник короткий эпизод, которому когда-то он не придал значения.
Грохот выстрела… «Наповал!» — кричит он еще задорно-молодым голосом. И Фред, его мальчик, ему не больше десяти лет, склоняется над умирающей ланью и пристально смотрит в ее огромные от боли глаза, заволакиваемые дымкой смерти. Его взор словно хочет проникнуть туда, за пределы… Увидеть тот мрак, познать тот свет…
Глава 4
Моника вжалась в кресло. Автомобиль, управляемый Фредом, мчался по улицам, пугая влекущих экипажи лошадей. Девушка зажмурила глаза: все уносилось мимо них с огромной скоростью. Невозможно различить ни лиц, ни названия на вывесках. Город вокруг расплылся, превращаясь в неразличимую массу. Фред будто гнался на свидание, свидание со смертью…
У витрины салона мод желтый «пежо» резко затормозил. Моника, еще не очнувшись от испуга, вышла на тротуар. Мир остановился и, не спеша, продолжил свою жизнь. Фред кликнул продавца газет и купил свежий номер для Патрика, которого интересовала исключительно колонка, обведенная черной жирной полосой — извещения о кончине. Выбрав «клиента» посолиднее, Патрик отправлял родственникам свою визитку с предложением услуг и гарантией минимальных затрат.
— Встретимся на крыше! — Мотор снова взревел, и Фред отправился в «контору».
Моника, кинув взгляд на выставленные в витрине манекены в элегантных туалетах, вошла внутрь с круглой коробкой в руках. Вышедшая навстречу девушка проводила ее к фрау Марте, в помещения, не предназначенные для взглядов обычного посетителя.
— Ах, Моника, дружок! — хозяйка с улыбкой встретила ее и закрыла дверь перед самым носом любопытной продавщицы.
— У меня появилось кое-что, достойное вашего внимания, — Моника вынула из коробки щегольский костюм, белый жилет, красный с черным шелковый галстук, лакированные туфли.
— Недурно, недурно.
Фрау Марта, образец пуританства и консервативности в создаваемых ею нарядах, любительница с осуждением отозваться о новых веяниях моды — отказе от корсетов, более коротких подолах, стрижках, открывающих шею, умиляла Монику. Обладательница столь строгих принципов, тем не менее, находила достаточно моральным общаться с такой, как она. Фрау Марта прекрасно знала, откуда берутся столь великолепные вещи, что приносила Моника. С рассеянной улыбкой слушая сетования фрау Марты по поводу юбок для танго с разрезом, в котором видны ноги, девушка наблюдала, как цепкий взгляд портнихи оценивал ровность швов, отсутствие зацепок и дефектов ткани.
Шелест банкнот поднял настроение. Это ее доля, заработок за один день. Иногда столько не получалось и за полмесяца. Они непременно отметят такое событие на крыше — надо бы заказать вино и устрицы. С пустой коробкой Моника вышла на улицу. Безоблачный вечер обволакивал Вену. Скоро зажгутся фонари, и позолота дворцов замерцает призрачным сиянием. Шелестели листья, покорные теплому дуновению ветра. Рычали автомобили, цокали копыта лошадей, скрипели повозки. Жизнь вокруг требовала внимания, одиночество отступало.
Что-то заставило ее обернуться. Пожилая женщина на ее глазах прислонилась к витрине, и Моника еле успела подхватить ее, прежде чем та лишилась чувств. Девушка не могла удержать тяжелое тело, оно плавно заскользило по стене вниз и осталось в сидячем положении, свесив голову на бок. Их тут же обступили прохожие: одни беспомощно, другие безучастно смотрели на лицо, в котором не осталось ни кровинки.
— Умерла? — с интересом вопрошали третьи.