Стервы

— Мне ты этого могла и не говорить, — обиженно заявил Маркус. — Кто теперь обнимается в машинах? Уж конечно, не я.

— Эге, Маркус, не ревность ли в тебе заговорила?

— Не надо меня оскорблять. — Он встал, отложил ложечку и предложил: — Давай потанцуем.

— Здесь? — нерешительно переспросила Клара, оглядываясь, будто кто-нибудь мог за ними подсматривать. А ведь кто-то мог! Но не в том было дело, просто Клара слишком хорошо знала себя. Ощутить на себе крепкие руки этого парня значило нарываться на большие неприятности. — Я слишком устала.

— Ну, не нужно быть такой паинькой! — Маркус поднял ее на ноги, а виктрола как раз заиграла новую песенку: «Трудно отыскать настоящего мужчину».

«Какая ирония!» — невольно подумалось Кларе. Она хотела было возразить, но тут его руки оказались у нее на талии. Она сразу напряглась, руки будто отнялись.

— Я не знаю, Маркус, надо ли…

— Ш-ш-ш! — прошептал Маркус и положил ее руки на свою шею. — Главное, не напрягайся.

Так, как сейчас, Клара еще ни с кем и никогда не танцевала. В джаз-клубах и на вечеринках в Нью-Йорке важно было не удовольствие от танца, а то, со сколькими партнерами удалось тебе станцевать за один вечер, беспрестанно переходя от одного из них к другому. Ты потела, задыхалась, а каблучки все стучали и стучали. Если сравнивать с тем, то сейчас они не танцевали, а скорее обнимались.

На какое-то мгновение, прижавшись к широким плечам Маркуса, она почувствовала себя в безопасности. Ничто из ее прошлого не может причинить вреда — ни записки, ни угрозы, — пока они вдвоем покачиваются в такт нежной песне Марион Гаррис, вслушиваясь в ее зовущий голос и дыша в одном ритме.

Лицо Маркуса придвигалось все ближе, пока Клара не ощутила его дыхание у самого уха.

— А если я и вправду ревную? — прошептал он, нарушив воцарившееся между ними молчание.

Пластинка закончилась и легонько пощелкивала, этот звук легко заглушали бившие в стекло капли дождя, который понемногу ослабевал.

Клара не знала, что на это сказать. Если Маркус и вправду ревнует ее, то она не собирается его поощрять. А может, для него это просто пустяки, о которых он потом и не вспомнит. Она высвободилась из его объятий.

— Я вполне серьезно, Клара. Не могу выбросить тебя из головы, — проговорил он, и глаза его потемнели. — У меня так ни с кем еще не было.

— Уверена, что ты говоришь неправду. Насколько я слышала, у тебя была чуть не сотня подружек…

— Не всему верь, что тебе рассказывают. — Маркус быстро прошагал по комнате из угла в угол, потом резко повернулся к Кларе и сказал, нажимая на каждое слово: — Кроме того, я говорю о том, что сейчас чувствую к тебе. Прошлое роли не играет.

— Ты действительно так считаешь? — Ей приятно было думать, что прошлое не играет никакой роли.

— Я считаю, что всегда можно начать с чистого листа, — сказал Маркус с твердой убежденностью. — И считаю, что нужно честно говорить о своих чувствах.

— Я благодарна тебе за честность, но…

— Я от тебя не благодарности жду, Клара. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что ты чувствуешь.

Она всмотрелась в его молящие голубые глаза, стараясь отыскать в них хоть искорку неискренности, но Маркус смотрел прямо на нее и не отводил взгляда. Она не хотела причинять боль ни ему, ни себе. Ее ранам еще надо затянуться, пока же они так и зияли в ее сердце.

— Я не знаю, — наконец выговорила она, качая головой.

— Ерунда, все ты знаешь, — возразил ей Маркус. — Почему у меня такое ощущение, что ты меня обманываешь?

— Я не обманываю, — проговорила Клара слабым голосом, и это прозвучало как явная ложь. «Снова приходится врать, — подумала она. — Когда это прекратится?» — Все очень запутано. Ты лучший друг Глории, очень нравишься Лоррен…

— При чем тут Лоррен? Мне нравишься ты, Клара. Я без ума от тебя. — Он коснулся рукой ее щеки, и Клара склонила голову на эту руку. Ей так хотелось забыться в его объятиях…

Нельзя. «Он не любит меня. Он любит деревенскую Простушку Клару».

— Ты больше не должен думать обо мне, Маркус. Ради себя же самого. — Говоря это, она сама понимала, что все как раз наоборот. Она перестала быть «людоедкой». Она была напугана. Клара подошла к двери, приоткрыла, махнула Маркусу рукой: «Уходи». — Я причиню тебе одни неприятности.

Маркус подошел к ней. На секунду Кларе показалось, что он хочет поцеловать ее, но он остановился, подойдя почти вплотную.

— Уже причинила.

***

Прошло несколько минут, и Клара услышала, как зарычал на подъездной аллее мотор его машины. Сердце у нее сжалось, словно в тисках.

Она стала рассеянно снимать чулки, один зацепился за кольцо с топазом и порвался. Горячая кровь ударила ей в голову. Она схватила оба чулка и яростно изодрала их в клочья. Но то был не конец. Бушевавшее в груди бешенство невозможно уже было удержать.