Однажды на репетиции Джером рассказал Глории, что год назад, когда ему исполнилось восемнадцать, он ушел из родительского дома — игра на рояле приносила ему достаточно средств, чтобы начать самостоятельную жизнь. Отец не одобрял его занятия — он хотел, чтобы Джером взял на себя семейный бизнес, бакалейную лавку на Гарфилд-стрит. Вера, ровесница Глории, по-прежнему жила в родном доме. Мать умерла, когда они с Верой были еще маленькими, и теперь только сестра связывала Джерома с отцом, с которым он даже не разговаривал.
Глория нажала кнопку звонка квартиры 2Б[100], рядом с которым красовались инициалы «Дж. Дж.».
Сердце у нее бешено колотилось.
Никто не ответил на звонок.
Палец лежал на кнопке, готовый нажать снова, но тут Глория замерла. Она сделала по ступенькам шаг назад и попыталась отдышаться. «Тебе это не суждено, — произнес холодный голос в ее мозгу. — И никогда не было суждено».
Теперь оставалось только одно — вернуться домой.
Безжалостный холодок поражения пробежал у нее по спине. Она и раньше знала, что жизнь полна случайностей, но эта случайность была трагической. Она ясно представила себе, что никогда больше не увидит Джерома Джонсона, пошатнулась и ухватилась за перила. Все внутри нее кричало: «Нет!» В ту минуту, ухватившись за ржавые перила дома в негритянском гетто, Глория поняла, что всем сердцем стремится к нему. Он ей необходим. Она и жила-то лишь в те мгновения, когда он был рядом. Она всем своим существом любит его.
В этот момент открылась входная дверь, и перед Глорией возникла фигура Джерома Джонсона. На нем были только белая футболка и старенькие брюки.
Ей хотелось рвануться вверх по лестнице — в его объятия. Но выражение его лица мигом остудило этот порыв.
— Я так рада, что вы дома, — проговорила она, еле ворочая языком.
— Что вам нужно?
— Я… — неуверенно начала Глория, видя отчуждение в его глазах. — Я замерзла.
Он хотел что-то возразить, но тут заметил, что она без пальто.
— Можете войти, — сказал Джером, — но на одну минутку.
Без единого слова Глория вошла в квартиру вслед за ним. В прихожей не было света, обои отклеивались, коврик на полу совсем вытерся.
А в квартире оказалось очень мило, там царила богемная атмосфера, которой Глория не ожидала. На полу громоздились стопы книг и граммофонных пластинок, на стенах висело несколько смелых картин без рам. Недалеко от входной двери находилась крохотная кухонька, куда поместились только раковина, плита и два шкафчика, а в дальнем конце была ниша, ведшая за угол — туда, как предположила Глория, где находилась его спальня. Почти полкомнаты занимал старый кабинетный рояль. Глория подошла к роялю и пробежала пальцами по лежавшей сверху стопке листов с нотами.
Джером молча наблюдал за ней. Глории хотелось продемонстрировать, что ей здесь уютно, хотя на душе у нее было очень
— Видите, — повернулась она к Джерому, — я уже согрелась.
— Что вам нужно? — сурово повторил Джером, стоя на другом конце комнаты. — Надеюсь, вы не для того проделали такой долгий путь, чтобы повидать меня. Шофер вас ждет, мисс Кармоди? Или я должен называть вас миссис Грей?
— Я заслужила такой тон. Нет, шофер меня не ждет. Я приехала автобусом. И пока остаюсь
Джером ничего ей не ответил, лишь скрестил руки на груди.
— Можно я выпью воды? — попросила Глория, потому что не знала, что еще сказать.
— Конечно, можно, — сказал он. — Возьмите сами, прислуги мы здесь не держим.
Глория проковыляла на кухню, достала из шкафчика стакан, открыла кран. Она привыкла к тому, что Джером ведет себя грубовато, но это было что-то новое: он сердился на нее. Иными словами, был обижен. А это могло значить — пусть только могло бы, — что он ее любит.
— Спасибо, — поблагодарила она, выпив почти целый стакан.
Джером покачивался на носках.
— Когда соберетесь сказать, что вам нужно, дайте мне знать. — Он прошел к окну, сел на стул и закурил.
Глория давно привыкла к тому, что за нее все решают мужчины. Ей нужно было знать не то, чего она хочет, а то, чего она не хочет. Теперь все повернулось иначе.
— Мне нужно объясниться.
— А почему вы решили, что я должен верить хоть одному вашему слову? — Он равнодушно выпустил тонкую струйку дыма. — Один раз вы меня уже обманули. Отчего вы думаете, что я должен вам верить?
— Да потому, что прежде я могла потерять все, — воскликнула Глория. — А теперь я уже все потеряла и скрывать стало нечего.
Джером продолжал молча смотреть в окно. Глория подошла к нему и села на соседний стул.
— Ну, пожалуйста, — проговорила она и положила руку ему на колено.
— Вы ничего мне не должны. — Он не оттолкнул, но и не взял руку Глории.
— Все верно. Мы ничего не должны никому, кроме самих себя и тех, кого любим, — с вызовом сказала Глория. При слове «любим» глаза его расширились. — Но выслушайте же меня.
И она рассказала ему все.