Стигал

…Словно на мою шею этот сапог наступил – стал я задыхаться. Голова, сердце, душа – все стало ныть, болеть, давить… Может, через час я очнулся на полу. Подумал бы, что это самый страшный сон, да экран монитора еще мерцает. Страшно было эту кассету вновь смотреть, но я заставил себя. И более того, забегая вперед скажу, что именно с этой кассеты я сделал последний фотопортрет младшего сына (оказывается, то же самое сделала и Шовда… Но я забегаю вперед…). А тогда, уже во время второго просмотра, что-то во мне дернулось, физически дернулось, словно какой-то пузырь с ядом лопнул. По нижним ребрам и животу как бы лезвием провели – искра пожара, невыносимая боль скрючила меня вновь на полу, весь я в холодном поту, сердце колотится, и я еле дышу. Но, странное дело, если до этого я смерти ждал и примерно так, через нестерпимую боль, выход души из бренного тела представлял, то теперь я об этом даже думать не хочу. Еще толком не очнувшись, я первым делом, посреди ночи, побрел туда, куда теперь мне просто необходимо, – к своему тайнику, где снайперская винтовка запрятана. Давно, очень давно я туда не заглядывал. Бывало, думал проверить. А потом раздумывал – зачем мне эта винтовка? Зачем? И для чего? Не нужна. Зачем мне это оружие убийц? Я даже о ней забыл. Так забыл, что на сей раз просто не мог это место найти. Мучился, даже испугался, что не найду, а найду – винтовки не будет, может, кто-то здесь уже побывал… Только с рассветом, по старым и вечным ориентирам – двум каменным валунам, я точно смог определить место – оно уже травой заросло, но я несколько раз ткнул острой пикой, старый шов обнаружил. С большим трудом осторожно сдвинул каменную плиту – сразу вздохнул с облегчением: все сухо, все на месте, но после меня здесь он, оказывается, был, мой сын был, оставил письмо. Видимо, всему свое время. И только сейчас, после просмотра этой кассеты, стало более актуально и своевременно прочтение этого последнего письма сына:

«Дада, прости! За все прости. Давно знаю, что ты и Нана, которая часто мне снится, не одобрили и не одобряете моего шага и действий. Теперь сам понимаю, что сегодня победа не в оружии, а в знаниях, и мне следовало учиться, учиться и созидать. Но я не жалею – кто-то ведь должен был встать. А я иначе не мог. И обо мне никто не скажет – кIилло! Правда, теперь я не боец. Ранен. Кривой. Если вернусь – обещают амнистию… И вот еще что. Среди нас был предатель. Кто – примерно догадываюсь. Разберусь. Но убить его из твоего оружия не могу… Но должен. Прости. Береги Шовду и себя».

«Убить его из твоего оружия не могу… Но должен»… Это я должен… Но первым делом с самого утра я пошел в центр нашего села, к участковому.

– Ты знаешь, что было запечатано в конверте?

– Какой конверт?.. Не знаю.

– Ты эту кассету не видел?

– Какую кассету?

По реакции чую – не видел. А я быстро вернулся домой – все очень просто: сам Бог мне послал это оружие, но для начала надо его проверить, и самого себя тоже. Поэтому я в этот день пострелял. Оружие – класс! Ну а я – очень плох. Сил нет винтовку нормально держать, до того руки ослабли, дрожат. Даже стреляя с опоры – мажу, потому что не могу как следует задержать дыхание. Я был страшно огорчен, а тут вечером сам участковый явился:

– Ты стрелял? Из чего? У тебя оружие есть?

– Тебе показалось… А в принципе, какое твое дело?

– Я участковый и должен все доложить.

– Кому доложить? Своему начальнику? Этой суке?

Я вижу, как желваки забегали по скулам участкового, он на меня как на психа смотрит, а я продолжаю:

– А в вашем отряде он кем был? Стукачем и сукой? Что молчишь?.. А может, и ты такой же? Таким стал?

– Заткни пасть!

– Это ты мне, сопляк! – я кинулся на него, мы сцепились, и я сразу понял, какой он крепкий, как камень, молодой, а я уже задыхаюсь. Он меня просто отшвырнул и, оглядев то ли с презрением, то ли с сожалением, небрежно постановил:

– Еще раз пальбу услышу…

– И что? – перебил я. – Этой суке доложишь?

– Сам разберусь.

– Это как?

– Просто, – он меня с легкостью оттолкнул, направился к моей хибаре, но я все же сумел его опередить, встал перед дверью:

– Только через мой труп.

Он достал пистолет. На меня не направил, рука висит. А я шепотом процедил:

– Стреляй. Все суки так поступают… А за меня уже никто тебе не отомстит.

– Мц! – злобно выдал он губами, двинулся к своему авто, тихо на русском матюгнулся, пряча пистолет, сел в машину и уже из нее:

– Я тебя предупредил.

Машина резко рванулась, так же резко остановилась. Он вышел.

– А что на этой кассете было?

– Ничего… Мультфильм.

– Дай посмотреть.

– А я выкинул ее.

Он долго молчал, о чем-то думал, а напоследок выдал:

– Тебе лечиться надо.

– Сам знаю, что мне надо, – ответил я.