Стих и проза в культуре Серебряного века

Красные собаки желтой ненависти
Грызутся с белыми собаками розовой любви,
А беззаботные гуси людского равнодушия
Смотрят на это и глупо гогочут: га-га.

Моя ультрамариновая фея с морковными

кудрями!
Разве ты не поняла еще
Своим лазурно-кристальным сердцем,
Отчего грызутся в моей душе

Красные собаки желтой ненависти

С белыми собаками розовой любви?
Отчего беззаботные гуси людского равнодушия
Смотрят на это, вытягивая свои шеи,
Отчего они глупо гогочут свое га-га —
Разве ты не поняла, не поняла еще?36

Напомним, что книга пародий Алексиса Жасминова построена по оригинальной схеме: сначала идут, как уже сказано, написанные свободным стихом пять небольших «голубых звуков», потом две большие по объему «Белые поэмы», потом цикл стихотворений под тем же названием «Голубые звуки», после чего еще девять поэм.

При этом меняется и ритмическая природа разделов: если первый написан верлибрами малой формы, то во второй входят две большие вещи, тоже выполненные свободным стихом (условно говоря, поэмы) – «Последняя песнь» и «Quasi una fantasia funebra»; правда, здесь наблюдается определенная выравненность строк по числу слогов и ударений – в отличие от абсолютно раскованной лирики; вот как начинается первая поэма:

При белом сиянии месяца
Блеснула золотая цепь герцога,
Когда, откинув черный плащ с плеча,
Он властным и резким движением руки
Указал сопровождавшему его шпиону Варнаве
На мраморную скамью в уютном гроте
И, сверкая мстительными, горящими глазами,
Прохрипел задыхающимся голосом:
– «Ты говоришь, они сходились здесь?»
– Да, государь, в этом гроте.
– «Когда это было и сколько раз?»
– Это было каждую ночь с того дня,
Как ваше высочество отбыли в Падую.
– «Каждую ночь! Каждую ночь? О, проклятье!»…
– «Каждую ночь, государь». – «Если ты лжешь —
Я велю залить тебе глотку раскаленным свинцом!»37

А вот первые строки второй поэмы, еще более откровенно пародийной:

Когда я ел кровавый ростбиф
И сочные бифштексы —
Мне снились грешные сны,
Веселые сны жизни.

Но с тех пор, как я сделался

Кротким вегетарианцем
И питаюсь только горошком и рисом —
Мои сны стали благочестивы.

Они стали так благочестивы,

Как и мои размышления
О бренности всего земного
И о близости могилы.

Да, я часто размышляю теперь:

Боже милосердный! как быстро
Увядают молодость жизни,
Все ее желания и наслаждения.

То, что весело и радостно,

Живет одно мгновенье,
А что скучно и скорбно —
Несравненно прочнее.

Розы умирают, едва успев расцвесть,

А кипарис, символ горя и несчастья,
Прозябает даже и зимою
И блестит темной зеленью.

После таких праведных размышлений

Не мудрено увидеть сон,
Подобный тому, что приснился
Мне прошедшей ночью38.

Третий раздел книги – снова «голубые звуки»; теперь они объединены в полиметрический цикл, вполне традиционный по метрическому строению: это рифмованная (кроме одной элегии) силлаботоника, чаще всего хорей; вот наиболее характерная и узнаваемая пародия из этого цикла, адресатом которой оказывается поэт предыдущей эпохи, наиболее востребованной современностью39: