Стиха (СИ)

И ещё неизвестно, согласится ли шить ему шоты Айка. Глупая Айка. Таскала в мешках землю из умерших городов. Тыкала в неё зёрна, найденные у древних. Иногда появлялись чахлые ростки, но чаще эти странные её маленькие делянки были пусты - ведь зёрна давно умерли, также, как и их хозяева. К тому же у девчонки отбирали воду старшие и ругали за глупость, когда она пыталась полить свои мешки с землёй. Раньше она плакала, а теперь просто уходила в пески.

Стиха злился на её эту глупость. Однажды они столкнулись, выбравшись из развалин наверх. Тощая, длинная, со спутанной копной светлых, выгоревших на солнце волос, с тяжёлым мешком за плечами, она в своём балахоне мутно-зелёной сушёной туки была смешной и походила на взъерошенного птенца перевёртыша. Девчонка обернулась вполоборота. Светлые, цвета раскалённого неба, глаза её сузились, ожидая насмешки, губы скривились.

Он ничего не сказал, и они разошлись. А потом внизу, у родника, он увидел перевёрнутый камень и скрюченный белый росток. "Живой Древний", - сказал бы жрец и надолго замолчал бы, поражённый находкой. Стиха потрогал росток пальцем. Нет, держится, растёт. Стал переворачивать камни, но больше не нашёл ни одной живой души. Камни, песок и железо.

В пору дождей или на фестивале в оазисах, Стиха видел цветы и колосья созревающей туки. Однако племя собирателей и охотников за вещами древних не может прохлаждаться в тени шелестящей туки. К тому же оазисы малы, а богатые жители их терпеть не могут бродяг-собирателей. Но из них выходят отличные рабы и наложницы.

Калигулы ловят их в пустыне и продают на фестивалях толпы бедолаг. Горе тебе, если ты оказался среди них. Тебе тогда уже нет дела, что вокруг шумит фестиваль, что вот они, твои соплеменники, торгуют черепками древних и набивают им цену, до них рукой подать, но никто больше не посмотрит в твою сторону. Потому что у тебя на лбу ещё не зажившее, кровоточащее клеймо, тебе никогда не избавиться от него. Но это судьба. А против судьбы идёт только дурак. Ведь за это будут расплачиваться твои дети, дети твоих детей... нет, сожми зубы и расплачивайся сам.

Если вечер, то идти надо правой щекой к солнцу, если утро - то левой. Сначала появится штырь. Штырь торчал на месте города, в котором уже было чисто. Племя вынесло оттуда всё, оставив лишь камни и непонятной прочности балки, жрец называл их железными, они уходили далеко вглубь. Изрыто ходами здесь основательно. А потом случился обвал, и город завалило в очередной раз. Кто-нибудь отроет его вновь, только ничего уже не найдёт.

Следующим, совсем не скоро, встречается крылатый древний. Небольшой, с распахнутыми крыльями. Можно лишь догадываться, что у него были глаза, нос, рот - всё, как у них, у людей. Крылатый древний сделан из железа. Его не удалось ни сбить, ни открутить, ни отрубить. Так он и торчал на тонком шпиле, весь исцарапанный косыми тесаками калигул. Даже им, вооружённым до зубов - сетью, ядовитыми трубками, каменными тесаком и ножами, удалось лишь оцарапать крылатого.

- Это бог древних, это ясно, - сказал жрец, пожав плечами в монистах из сверлёных камешков и косточек ящериц и мышей. - Но все боги древних и наши боги.

Он воздел руки к небу и затянул песню. Он пел о песках, о прекрасном Дне, о великих древних, которые тоже когда-то ходили по этому Дну. Песок таинственно курился вокруг него. Монисты звякали, ныли в раскалённом воздухе...

Стало темно. Лох на запястье, обвив тонким телом руку, мягко светился. Ящерица-лох быстро привыкала к хозяину, была беззуба и не кусалась, целый день спала, просыпалась к ночи и светилась в темноте. Только покорми, не забудь, мухами или жуками, а лучше мокрецами из древнего города. А то убежит на охоту, ищи потом себе нового лоха.

Стиха торопился. Вот уже и штырь, и летун позади. Осталось немного до скалы древних, торчавшей из песка. Скала была белая, развалившаяся, из неё торчали прутья, которые не сломать. Стиха достал из заплечного мешка два скребка и быстро открыл спрятанный им вчера лаз у самой стены. Песок, сначала сухой и сыпучий, становился всё плотнее, и вот уже стенки почти не осыпались. Парень скользнул вниз. Пролетел метров десять и упал в кучу песка. Лох на его запястье мягко светился. Но ящерица уже почуяла добычу, подняла голову.

Стиха торопливо отскрёб пальцем со стены жирного студенистого мокреца и сунул в мгновенно открывшийся змеиный рот. Тяжёлый валик размером с саму голову лоха прокатился от глотки и застрял в тощем тельце. Теперь лох будет ещё день переваривать и светить. Стиха улыбнулся, видя, как сыто и сонно прикрылись глаза ящерки...

В голубоватом свете лоха Стиха быстро отыскал свою отметину. Три царапины каменным ножом по стене, торчавшей на пересечении двух пыльных белых дорог. Свернуть и пройти до второго угла. Дальше - прямая и ровная стена.