Стихи

Говорят, есть в небе пери,
Это — души здешних Мери,
Лиз, Катишей и Аннет,
Что оставили наш свет,
Век заботный не доживши,
Поблеснув и полюбивши,
И отправясь в небеса,
До зари! Там их краса
Всё цветёт, не увядая,
Но она уж неземная;
Перелёт их в мир духóв
Обращает их в любовь,
В чувство чистое, святое,
Сонму ангелов родное,
Но ещё с ним не одно, —
Они, точно как звено,
Мир связуют с небесами —
Их любовью, их мольбами.
В небе им земного жаль!
Часто одолеть печаль
Пери не имеют силы:
Хоры ангелов немилы
В небе ясном, голубом,
Сожалеют о земном,
И с мечтою недоцветшей
Всё о радости прошедшей
Сокрушаться их удел.

Рай наскучил, надоел …
Как-то раз одна из пери
Отпросилась, из-за двери
Прыг — и в свет явилась вновь;
Так сильна была любовь,
Что и скать пошла в Кремоне
Итальянца Баритони.

Баритони прежде жил
В Петербурге и учил
Петь, играть на фортепьянах,
Упражнялся и в романах,
Был учителем девиц,
И одну из учениц
Сбил совсем он с панталыку:
Так вовлек её в музы́ку,
Что она сошла с ума,
И, не ведая сама,
С ним так долго пела, пела,
Что и замуж захотела
За учителя. Нельзя ж!..
Папенька был князь и княж:
Рассердился на девицу,
Итальянца за границу
Вытеснил, свою же дочь,
Чтобы той беде помочь,
Стал держать он очень тесно.
Видеть было интересно,
Как, бедняжечка, она,
На тоску осуждена,
То вздохнет, то зарыдает,
То былое вспоминает,
То молитву изольёт,
То, забывшись, запоёт
Песнь о радости минувшей,
То надежде обманувшей
Улыбается сквозь слёз,
То, в тумане детских грёз,
Предаётся упоенью
И любви, и вдохновенью.

Год прошёл, другой настал;
Деву бедную узнал
Юноша, души высокой,
Статный, видный, черноокой.
Друг для друга создал их
Рок, казалось, и жених
Сердце предложил с рукою.
Он восторженной душою
Ждал ответа, но она
Оставалась холодна.
О любви другой мечтая,
Сокрушаясь, увядая,
Как убитая грозой,
День встречала со слезой,
Со слезой и ночь встречала;
Наконец совсем завяла,
Вся истлела, отцвела
И с весною умерла.
Над холодною могилой
Девы юноша унылый
Слезы горькие пролил,
Горе в сердце схоронил
И пошёл путем-дорогой …

Между тем весьма убогой,
Всё сердясь на оборот,
Изменивший весь расчёт
Музыкальных его планов,
И уроков, и романов,
Участь горькую кляня
И беднея день от дня,
В городе живёт Кремоне
Итальянец Баритони
И на петербургских дев
Месть питает он и гнев.

В Петербурге нет заботы,
А в Кремоне без работы
Хлеба-соли не достать.
В Петербурге поиграть,
Проучить два-три дуэта —
Тотчас слуги и карета,
Да и денег там дают,
Что и куры не клюют.
Здесь же приучил он руки
К Страдиварьевой науке.

Скрипки стал клеѝть, чинить,
Чтобы было чем прожить.
У него старик был дядя,
Чернокнижник, и он, глядя
На него, и сам пристал
К чародейству, и узнал
Тайну дьявольской науки;
Среди бедности и скуки,
Месть вскормил в душе своей,
Ада мрачного черней,
Он во сне ей наслаждался
И случáя дожидался.

И представился случáй:
Лет чрез десять невзначай
Прилетела наша пери,
Как сказали мы, и в двери
К Баритони … Он чинил
Скрипку, и не доклеѝл
Только верха, как влетела
Пери, радостно запела
Песнь о жизни молодой,
О любви своей святой.

Баритони был не промах,
Тот же час в чертах знакомых
Он ту девушку узнал,
От которой потерял
Все надежды, рассердился,
И затопал; и взбесился:
«А! так это ты, змея?
Это ты?.. Постой же, я
Заморю тебя, запрячу,
Отплачу за неудачу
Петербургскую! — и дверь
Запер на замок. — Теперь
Ты в руках моих, и воли
Я лишу тебя; все боли,
Все беды, что перенёс
От тебя, реками слёз
Ты отплатишь мне в темнице
Вековечной». И девице
Кажет скрипку; а она,
Злобою удивлена,
Где любовь найти мечтала,
Грустно, томно отвечала:

«О, ты не узнал меня!
Я всё та же! с того дня,
Как «люблю» тебе сказала,
Я любить не перестала,
И не ты ль зажёг любви
Первый огнь в моей крови?
И не всей ли я душою,
Чтобы только жить с тобою,
Всё на жертву принесла,
И не я ли умерла
От любви, от сожаленья?
Нет! во мне нет измененья!
Мне и в светлых небесах
Было грустно; я в мечтах
Одного тебя искала!»

И бедняжка зарыдала,
И так сладко излилась
Жалоба её, что счас
Баритони, как прикован,
Сам стоял, весь очарован.
Но, взглянув на красоту
Пери, вспомнил нищету,
В коей жизнь его томилась,
И вся злоба пробудилась …
«Нет! тобой так беден я,
От любви судьба моя
Изменилась; за ошибку
Отплати — ступай-ка в скрипку».

Тут он пери в руки взял,
Задушил её и смял,
В скрипку бедную запрятал,
Чародейски запечатал,
Обвязал и заклеѝл,
И в продажу отпустил.
Но ему не сдобровало:
Скоро и его не стало, —
Всё в нужде кряхтел, кряхтел
И со злости околел.

По Европе развозилась
Долго скрипка; очутилась
В Петербурге наконец,
И нашелся ей купец,
Тот же самый черноокой,
Человек души высокой,
Что так искренно любил
Девушку и схоронил,
И оплакал всей душою
В юности своей — весною.
Только начал он играть,
Скрипка стала оживать:
То раскатисто зальётся
Русской песней, то несётся,
Как молитва, в облака,
То как будто бы тоска,
Жалоба унылой девы,
То как ангелов напевы,
Торжество святых духóв!..
Весь торжественный, без слов,
Без дыханья, без движенья,
Скрипки чудное он пенье
Слушает, — и вдруг узнал,
И к груди своей прижал,
И не расстаётся с нею
Мыслью, сердцем и душою, —
С скрипкой он теперь одно.

Непонятно, мудрено!
Их согласье всех задачит!
Он уныл — и скрипка плачет!
Он восторжен — и она,
Вдохновения полна,
Радует, мутит, терзает,
Двери неба отверзает!
Что? Вы скрипку не узнали?
Нет? Так Львова[80] не слыхали!

1843 (?)