Стихи

пусть первый бросит в меня башмак!

Зато играет он – просто смак,

чтоб мне стать белым,

если это не так.

Глядите, как дует

пыхтит на износ!

Так простим же ему

словесный понос;

ставлю бакс против ста

на Страшном Суде

сам Господь позволит ему подудеть

в эту старую,

мятую,

зачмоканную трубу

чтобы все мертвецы

перевернулись в гробу!

Мэм, это не припадочный,

это наш пианист

у него просто такая манера.

Страшный парень, мэм,

почти коммунист:

в прошлом году в "Плейбое"

видел фото

живого

русского

пионера!

Клавиши выбивает, как зубы,

во черномазый дает!

Бывший профи,

на ринге откалывал не такое…

Когда он в ударе, лучше не подходи

убьет!

Эй, малый,

оставь инструмент в покое!

Я кому сказал – брэк!

Делай рэгг!

Шевели пальцами, парень,

у тебя что, паралич,

или руки с перепою

начинают труситься?

Тогда купи балалайку

на Брайтон-Бич

и играй цыганские песни

для нью-йоркских таксистов!

Не слышу ударных!

Что? Нет, я не могу:

сопляк, заткни себе в рот

баббл-гум!

Где ты видишь ударника

чтоб мне удавиться?

Ты еще скажи,

что моя Салли – девица,

а ее попка – белее, чем мел!

Да ты знаешь, как я ее имел?!

Вот если б он так

вам свой ритм отбивал,

вы бы лежали здесь все

вповал!

Девочка,

не падай в обморок

от экстаза:

я бы лучше сыграл

на бачке унитаза!

Парень трижды судился

за многоженство

а в нем нет ни гонора,

ни пижонства!

Ну, пошел,

пошел,

поехал,

а теперь по тарелкам – хрясь!..

Нет, это не черный:

его просто в детстве

уронили в грязь.

Ты этими палочками

стучишь или кушаешь

я не врублюсь?

Не понял… Ах, да,

это же не хэви-металл,

это же – медленный блюз…

Пардон, увлекся.

Но все поправимо:

видите негра

с лицом херувима?

Не похож? А ты что,

пять минут как из рая?

Зато он на саксе, как бог,

играет!

Гуталин,

дай публике оторваться!

Леди и джентльмены,

только не надо оваций,

это же не речь губернатора штата

на открытии нового крематория

парень просто хочет

попасть в историю

как король негритянского джаза!

Итак,

вступаем в последнюю фазу.

Вы чувствуете,

какой раскованный импровиз?

Этому не учат,

это должно быть в крови!

Ну, бразер,

умой их всех,

дай забойный финал!

Все люди делятся на масти:

он – белый, ты – цветной

(есть еще голубые, но это

вопрос уже иной),

и ты не верь, что в раю

нет различий и рас

(а голубой, он вообще

везде педераст),

и когда ты отправишься

в мир иной,

не надейся на крылышки

за спиной:

Господь – не дальтоник,

и в свой черед

он без труда твою масть

разберет,

он скажет: "Ниггер,

да ты вконец опупел?!

Здесь не место

всякой цветной шантрапе!"

А я не обижусь,

я не удивлюсь,

я просто спою ему

черный блюз:

"Ооо, черный блюз,

дверь, Господь, запирай,

ооо, черный блюз,

мне не нужен твой рай,

ооо, я утрусь,

уберусь

и обратно уже не припрусь

что же плачешь ты, Боже,

почему подпеваешь

мой про^/клятый блюз,

черный блюз, ооо"…

Блэк блюз,

джентльмены,

блэк-блюз-бойз!

ФЕВРАЛЬ

Январь лубочною иконою

Сиял над зимними дворами,

Размалевал стекло оконное,

Как богомаз – алтарь во храме.

Дремала мирно сказка белая

Мол, сами спим – и вам желаем…

Но вдруг, как псина ошалелая,

Влетел февраль – с веселым лаем,

С лавиной снега, шквалом ветра

Катись-ка кубарем, прохожий!

И с непосредственностью сеттера,

Который навалил в прихожей.

А мне казалась жизнь – малиною,

Негаженным листом блокнота…

Февраль, ну что ж ты, рожа псиная,

Зачем же ты меня в говно-то?!

Гляди, чего накуролесила

Пурга на святочной картине:

Тебя бы, брат, за это месиво

Арапником – да по хребтине!

Февраль – животное не гордое:

Скулит и просит о пардоне,

Своей холодной, глупой мордою

Мне робко тычется в ладони,

Ничем февраль не отличается

От прочей бессловесной псины;

Все в этом мире приручается…

И это – непереносимо.

Когда приходят холода…

Когда

приходят холода,

не то чтоб хочется рыда

ниями отогреть свою

озябнувшую душу ю

ную, что, телу не в пример,

способна не поддаться мер

зостям и не стареть,

а просто наконец-то предъ

явить законные права

на должность, неизменно ва

кантную (поскольку во

круг достойных – никого)

истопника надежд своих;

не говорите только – них

т ферштейн; скажите "объясни";

а это значит – все, что сни

лось – но не в кошмарных снах,

а в тех, где ейде гуте нах

т на нас веселый пестрый сор

швыряет сверху щедрой гор

стью, как сеятель зерно,

в беспутных грезах этих но

чей, которые даря^/т

шампань, музы^/ку и наряд

ных девиц, умеющих легко

и просто нам отдаться в по

коях, где полно зеркал,

терзая нашу плоть, закал

ку прошедшую в огне

безумной страсти, пылкой не

жности – но в этот раз

она мучительней гораз

до бьется, стонет и кричит,

взмывая в умопомрачит

ельную высь небес

и тут же вдруг срываясь в без

дну (и несть сей бездне дна)

так вот, все то, что только с на

ми творят такие сны,

навеки хочется отны

не развеять в пух и прах;

а если очень тошно – трах

нуть не во сне, а наяву;

как говорят французы – ву

компрене? но вот в чем соль:

кого придется нам исполь

зовать на отогрев души?

смазливых, ярких и души

стых – и длинноногих – дев,

которые не прочь, раздев

шись, к нам нырнуть в кровать,

вы, словно сорок тысяч брать

ев (как говаривал Гамле^/т),

любить не сможете, а след

ственно, на кой же ляд

душе потребно это бляд

ство? она, как и во сне,

погребена обледене

вши… впрочем, к черту вши:

я, истопник своей души,

к ней тихи спичку подношу

майн готт, какой же будет шу

хер…

Фемина, не дышите на свечу…