Рожденный при царе, крещен в купели в дому столетнем прадедов своих, где входят в кровь, как воздух,с колыбели — желания, повадки, сказки их;где по ночам — мы жались первымстрахом —выл домовой,яга стучалась в дом, змей пролетал над крышей и с размаху хлестал по окнам огненным хвостом; где нам, мальчишкам, бабки нагадали: по золотым жар-птицыным следам за самым верным счастьем рваться в дали к премудрым людям, к дивным городам; людские притчи помнить слово в слово, пройти всю землю вдоль и поперек, добыть в бою —из золота литого заветный, непродажный перстенек.С ним — яд не травит,горе не калечит, над ним — ни жар, ни стужа не вольны, не страшно с ним идти врагам навстречу и в мирный день, и в черный день войны.С ним — год от годуясный глаз яснее,спокойней сердце,жилистей рука,с ним — человек в сто раз сильнее змея, в сто раз бесстрашней лютого врага...Но жили деды,старясь от безверья в далекий мир чудесных небылиц: не довелось им рук обжечь о перья никем еще не пойманных жар-птиц.Из рода в род земной надел приемля, хлеб добывая искони горбом, с любовью деды веровали в землю, всю жизньлукаво сомневаясь в том, чего нельзя доподлинно потрогать сухой ладонью собственной руки, не раз в уме жалеючи,что богаим не пощупать... Руки коротки.И, молча покоряясь божьей власти, обид не причиняя никому, не признавали счастья,кроме счастья до ста годов прожить в своем дому, не быть в боях,не мучиться разлукой,тюрьмы не знать,не нашивать сумы и ни мечтой, ни службой, ни наукой не утруждать мужицкие умы.Но помер дед. И, родом сиротея, сыны его на кладбище снесли — безбожники, вояки, грамотеи — наследники его святой земли....И, может, деду в мертвом сне приснится, как, чернозем отряхивая с рук, в семнадцать лет, приметив следжар-птицы, с его землей без слез прощался внук.2