заставляющих вещи скулить и ползти к руке,
превращающих плоть в замедленного двойника,
в неизвестную рыбу, задыхающуюся на песке.
2007
почта
письмо не дойдет потому что не будет написано
все кораблики лярвочки чертики на полях
да и дыры в памяти норы с такими лисами
что и карла порвут и зигмунда и меня
письмо не дойдет потому что ни отправителя
ни адресата нет ни самого письма
а слова всё приходят рассказывают что видели
и ложатся в белое замерзать
2007
монпансье
небо с белкою в колесе
небо с выстуженной луной
рассыпается монпансье
из коробочки жестяной
сахар острый твой ал и синь
мятен зелен и бел измят
изумруд огонька такси
тихо катится не поймать
и закатывается в нору
мыши сгинувшей по делам
монпансье на тоску-тужур
пыль вон аж в семь слоев легла
2007
белая речь
слушай слушай потряхивай свой
коробок с золотыми жуками
проговаривай свист суставной
влажный стрекот за грудью зеркальной
этим кончится станет ясней
что повис в рукокрылых пустотах
словно свет говорящий во сне
словно белая речь идиота
2007
хитин
Зашел за елочку, а вышел из бурьяна.
Зашел за нежить-холл, а выглянул из-за
лиловых лезвий флоры безымянной,
где в облаке колодезном скользят
чаинки ангелов - бездырых дев, поющих
прям в бедный мозг зловещие ля-ля;
а воздух, как смола, становится все гуще,
а время медленней, и мы для янтаря
почти готовы - в праздничном хитине,
с глазами радужными, с острою слюдой
мгновенных крыльев, в яркой паутине,
под небом каменным, над каменной водой.
2007
хвост мелькнул убежала
Чтоб тебя не украли во сне, нарисуешь глаза на веках.
Тесный воздух собственных нетей не обступит, не заберет
в зигмунд-парк или в карлово варево, где затхлые перья ветра -
даль нехорошая, мглистая, добрая, оживляющая рот-в-рот -
да в такую жизнь, простигосподи, в индуистский аттракцион:
режешь к празднику поросенка - хрипишь, и вода в глазах
поднимается черная, гулкая, словно море, со всех сторон -
над и под, и еще внутри - тот я сам, что поймать нельзя,
можно только почувствовать - этот гул, эту немую зыбь.
Песни тысячелетних, огромных рыб, горящих фосфорной слизью.
И взгляд, что кажется нарисованным, качается и скользит
в темноте, закипающей цветом, говорящей, дышащей близко.
2007
Z-лучи
Вот и хлынуло вспять, завернуло в пустую волну.
На песке ни звезды, ни бутылки с письмом из амурных -
ну же, дева собаки, иди сюда, делай гламуры,
с неба падают овцы - о ужас, я скоро усну,
а проснусь в том же будущем - циферки там, Z-лучи,
да старушечий запах вещей, позабытых на даче -
серый колокол моря, и птичка какая-то плачет,
и оторванный ставень стучит.
2007
тыгдымский экспресс
Тоскливые поля, где воздух рвется вдоль
железного тыгдым, вдоль креозота с медью,
гнилушки диких сел с диеза на бемоль
в гудящей темноте, на непонятном свете.
Ни времени, ни мест, ни старости, ни сна,
ни смерти натощак, ни имени, ни тела,
и умерший в пути все едет, не узнав,
ни рек заиленных, ни далей онемелых,
бок о бок с теми, кто в глухую кострому,
в уганду черную, караганду больную -
пьет, врет, идет курить, загнув губу окну
грохочущему тьмой, прижавшейся вплотную.
2007
ночная лоза
Чем ближе к свету, тем сильнее мелеет речь.
Этот цветок полуночи, разлагающийся на солнце,
завязь увечная, хищная, живущая без корней,
острый серебряный зев, где умирают осы,
пауки и ночные птицы, а запах за семь шагов
доведет - не до неба если, так до гноища,
прорастая навылет горлом, показывая богов
умирающему мозгу - таких же простых и хищных.
Наступленье обычного, невыразимо серого дня,
слабый рвотный рефлекс, возвращенье ума в коробку.
Лепестки превращаются в жижу, а боги обратно в я,
говорящего пыльное, наследующего за кроткими.
2007
сквозняк
Вначале белый шум возможного потом,
потом немые боги, сумерки и пена.
Немного времени, немного неба в дом.
Шаманская болезнь идет назад по венам,
выходит прочь - ну вот, теперь ни светляки,
ни нитка острая, ни птицы из соломы
не выведут к огню. Закрыть лицо и вкривь
вести чумным пером по стенам (что ни слово,
то до свидания), и не существовать
с такою силою - как будто кто-то взял нас
и выломал как дверь. А там - уже едва
удержишься, такой сквозняк начался.
2007
куколка
Не выпорхнуть из собственной горсти.
Расскажешь время, звук засунешь в ухо
несчастное, и будешь там плести
кресты паучие, мотать слюну из брюха,
пока не упадешь чудовищным мотком,
посылкой, куколкой - и не сумеешь выйти
из этих стен, хоть бей в них языком,
хоть жри обратно каменные нити.
2007
улей
Медсестра вынимает из уха засыпающую пчелу.
Видно мозг уже полон меда, поделен на ячейки, занят,
и медведебоязнь отныне приличествует челу,
вязкий гул восковой, электрический, полосатый.
а откроешь рот, враз вокруг никого - одни
золоченые звонкие жала, алчные думки улья,
танцы в солнечном поле, граненые ядом сны.
Медсестра кричит - нет, пчела не вполне заснула.
2007
купидон
Холодный ветер потрошит аллею,
где плоть моя целуется с твоею,
покуда мы - две бедные души -
целуемся в совсем иной глуши.
А бледные огни уже едят наш дом,
и арлекин с заржавленным багром
бежит по улице, что снится нам обоим
как купидон - такое же слепое